Джордан закатал рукава рубашки. Раны от истязательств стригоев начинались почти от локтей. Он был великолепно сложен. Вот ведь, и избит, и искусан, но его не оставляет постоянное волнение по поводу Эрин.
Он стоял в центре людского водоворота. Какая-то мамаша прижимала к своему бедру толстого малыша. Стоявший рядом с ней молодой мужчина пялился на ее груди, сердцебиение выдавало его реакцию на то, что видели глаза. Группа школьниц в синей форме щебетала о чем-то своем под пристальным внимательным взглядом учителя средних лет в сверкающих очках в красной оправе.
Какая-то женщина в длинных джинсах и черной рубашке с удлиненной талией, мягкой соломенной шляпе и солнцезащитных очках бесцельно шла по заполненной народом площади. Она сделала несколько фотоснимков, затем сунула маленькую камеру в рюкзачок, свешивавшийся с ее плеча. Она была похожа на туристку, но таковой она не была.
Рун ждал, не осмеливаясь пересечь площадь, – ведь пока она не подавала знака, что находится в безопасности. Ему было до крайности неприятно прятаться за зданиями Ватикана. Рим был его домом в течение многих веков. Этот город был единственным местом во всем мире, где Рун всегда ходил свободно – до нынешнего дня. До того, как начались эти поиски, он считал это место убежищем от мира, в котором можно погрузиться в другой, созерцательно-задумчивый мир, существующий в глубине под базиликой. Станет ли этот мир когда-нибудь вновь доступен для него?
Корца пошел вдоль изгибающейся колоннады к старинному трехъярусному фонтану. Подобно многим объектам в Риме, тот был старше, чем Рун. Маленькая девочка играла в прятки среди дорических колонн, прячась за ними от своей энергичной матери. Похоже, они решили сыграть еще один разок в эту веселую игру, перед тем как отправиться домой, где их ждал обед.
Зоркий глаз Руна углядел на широкой серой глади каменной мостовой красный порфирный камень, который был установлен на месте, где тридцать лет назад стреляли в римского папу Иоанна Павла II. Этот кроваво-красный камень напомнил ему о камнях мостовой, помещенных в раку в храме Спаса на Крови в Санкт-Петербурге, а это воспоминание, в свою очередь, напомнило ему в этом святом месте обо всем, что сотворил Распутин.
Рун остановился возле высокого каменного обелиска. Эта колонна была свидетелем несметного числа распятий христиан в цирке Нерона, в том числе и распятия самого святого Петра. Но с конца 1500-х годов она стала чем-то вроде центра христианского мира. По долготе тени, которую колонна обелиска отбрасывала на мостовую площади, он прикинул время. До заката солнца оставалось еще примерно два часа. Если вместе с велиалами в Рим прибыли стригои, то эти два часа Рун, Джордан и Надия должны использовать с толком.