– Вы мне нравитесь.
– Давай, вперед.
На этот раз она поддерживала его ступни, толкая его вверх. Приноровившись опираться на ограничительные бортики щелевой направляющей ногами и спиной, Нейт мог обойтись без помощи своих раненых рук.
Земля и мелкие камни дождем сыпались на нее, когда Нейт медленно продвигался вверх. Эрин, следуя за ним, распрямляла то одну его ногу, поднимая ее на несколько дюймов, а затем находила в себе силы на то, чтобы оторвать от стены его вторую ногу. И так снова и снова. Дюйм за дюймом вверх. Ей и раньше приходилось заниматься «труболазанием», но всегда со страховочной веревкой и фонарем.
– Ну как ты, Нейт?
– Самые лучшие минуты за все это время, – ответил он, одолев еще несколько дюймов.
Эрин грустно улыбнулась. Похоже, он говорил правду.
Пройдено еще несколько очень важных футов… и вдруг он поскользнулся.
Эрин, ухватив его за лодыжку, прижала ее к стене. Он, вцепившись в Эрин, удержался.
Сердце у нее колотилось. Они с Нейтом почти достигли цели. Еще немного, и они разбились бы насмерть при падении. А если и нет, то их разорвал бы на части забавы ради
Тусклый серый свет осветил верх шахты.
Кто-то приближался к их камере.
Джордан, находясь в отдельной комнате Апостольского дворца, скрежетал зубами. Обнаженный до пояса, он лежал, уткнувшись вниз лицом, на толстой шерстяной циновке, расстеленной на полированном деревянном полу. Надия, приняв на себя обязанности медсестры, обрабатывала и смазывала раны на его руках и спине, причем делала это старательно и усердно, не проявляя никакого сочувствия к пациенту.
– Странная татуировка, – покачала головой она, рассматривая фигуру Лихтенберга, оставшуюся на его теле после удара молнии.
– Согласен, – подтвердил Стоун, морщась от боли. – Тебе, чтобы поиметь такую, пришлось бы сначала умереть.
Надия тайком провела его и Руна через один из тайных проходов с площади Святого Петра в Апостольский дворец, где проживал римский папа. Она быстро втолкнула их в эту ничем не примечательную комнату с побеленными стенами. В ней стоял длинный старомодный деревянный стол, шесть массивных тяжелых стульев, а на стене висело устрашающего вида распятие. После встречи с падре Пирсом Джордан с трудом мог заставить себя смотреть на него. Вместо этого он сосредоточил взгляд на циновке, пахнущей мокрой овчиной.