Одиночная камера – настоящая роскошь при нынешней переполненности тюрьмы. Однако это кажется мне скорее наказанием. В камере едва хватает места для одной узкой кровати. Свет практически не пробивается через крошечное окно, выходящее на бетонную стену.
– Здесь нет туалета? – спрашиваю я.
– Вам нужно нажать кнопку звонка, если вы рискнете отправиться в общую уборную.
То, что она имеет в виду, предельно ясно. Нападения на пожизненно осужденных – особенно на бывших сотрудников тюрьмы – вовсе не редкость. Излюбленное место для этого – туалеты и душевые. Там, где ты наиболее уязвим.
– Если что – есть еще горшок под кроватью.
Надзирательница с грохотом закрывает за собой дверь. Я остаюсь одна наедине со своими мыслями. Моей библиотечной книги в этой камере нет. И я вдруг осознаю, что здесь нет и моих таблеток, которые мне скоро пора принимать. Я колочу кулаками в дверь. Тишина. У меня не случалось припадков вот уже несколько месяцев – на самом деле последний раз был тогда, в Пензансе. От своего врача я знала, что между приступами могут быть длительные перерывы. Но что если это произойдет сейчас и никто не придет мне на помощь? Я могу проглотить язык. Или удариться головой, упав на пол…
Меня начинает душить паника. Я оказываюсь как будто под невидимым одеялом, которое окутывает с головы до ног, не давая дышать.
– Помогите! – кричу я. – Помогите!
Проходит два часа. Я слежу за каждой минутой, отмеряемой часами, висящими на стене рядом с табличкой «Не трогать». Два часа десять минут. Два часа двадцать. Кто-то же должен все-таки прийти – хотя бы для того, чтобы накормить меня.
Раздаются шаги. Наконец-то!
Это уже другая надзирательница.
– Мои таблетки, – бормочу я. – Мне нужно их принять.
– Какие таблетки?
– Это же указано в моей карточке. У меня эпилепсия.
Выражение ее лица меняется.
– Хорошо. Мы разберемся с этим. А сейчас я должна доставить вас к губернатору.
– К губернатору? – повторяю я. – Но зачем?
Надзирательница странно на меня смотрит.
– Звонила ваш адвокат. Она хочет поговорить с вами. Срочно.