– Двадцать лет! – Мама потрясает кулаками в воздухе и вопит так, будто она только что сорвала куш в одном из стоящих сзади игровых автоматов. – Разве это не здорово?

– Ш-ш-ш, – я нервно оглядываюсь, опасаясь, не затесался ли в бар кто-то из журналистов, жаждущих узнать «обратную сторону истории». – Хватит. Пойдем домой.

– Можешь идти, если хочешь. Я останусь здесь.

Мне нужно чем-то ее отвлечь. И я должна спросить ее кое о чем, прежде чем мое терпение закончится.

– Мама, когда мы убежали из дома Тани, ты присоединилась ко мне только через пару минут. Что ты делала в это время?

«Ну же, – мысленно прошу я. – Скажи мне то же, что и раньше, – что просто запыхалась и переводила дух».

– Это не важно.

– Нет, важно. – Я подаюсь вперед над столом и беру мамину холодную худую руку. – Мы же с тобой команда, правда? Мы должны доверять друг другу. Но это невозможно, если между нами не будет абсолютной честности. Давай, расскажи мне все.

Мама сжимает в ответ мою руку.

– Я не могу.

– Можешь, – говорю я.

– Тогда ты не будешь больше меня любить.

В груди у меня возникает тяжелое чувство.

– Конечно же, буду.

– Я сделала это только ради тебя, детка. Ее нужно было обязательно наказать.

– Мама. Что ты сделала?

– Я… ну, в общем, была у меня эта цепочка для ключей. Я стащила ее, когда сидела в тюрьме. Исключительно для самозащиты – на тот случай, если кто-то из женщин на меня нападет.

– Но как ты вынесла ее, когда тебя отпустили?

– Я оказала услугу одному надзирателю. – Она подмигивает мне. – Славный такой парень.

Во рту у меня пересыхает.