Я бросаю взгляд на Николь, но не могу понять, жива она или нет. Ее лицо – сплошная кровавая каша. Слипшиеся, красные от крови пряди волос пристали к полу.

Проходят секунды, возможно, минута.

Тома отпускает. Лицо его меняется – как будто расслабляется, и Том опускает занесенную для удара руку. Гнев уступает место чему-то другому. Больше всего это похоже на страх. Том медленно запускает руку в волосы – она оставляет у него на лбу кровавый след. Потом он словно сдувается, оседает на пол и остается там сидеть в позе портного.

Внезапно подбегает Эбба и бросается к Николь.

– Мама, – всхлипывает она, быстро покосившись на Тома, который теперь сидит неподвижно, уронив голову.

Я тоже подхожу к Николь, опускаюсь на колени и прикладываю ухо к ее груди. Слышу хриплое дыхание – слабое, но вполне отчетливое. Я чувствую, как ее грудная клетка поднимается и опускается в такт.

– С мамой все будет хорошо, – успокаиваю я Эббу, стараясь придать голосу побольше уверенности.

Потом оборачиваюсь и перевожу взгляд на Тома.

На какое-то мгновение мне удается заглянуть ему в глаза, но он тут же отворачивается, не произнося ни звука.

– Почему? – шепчу я, вдруг осознав, что плачу. – Почему, Том? У тебя же было все!

* * *

Я сижу у себя в кухне и смотрю в окно.

На землю уже опустились сумерки – лишь тонкая красная полоса на горизонте напоминает о том, что совсем недавно мягкий вечерний свет заливал все это поле.

Как только «Скорая» увезла Николь, а полиция забрала Тома, я позвонила бабушке девочек. Когда она приехала, а меня закончили допрашивать, я смогла вернуться домой и попыталась привести в порядок мысли.

Я должна была догадаться, должна была понять. Гуннар ведь рассказал мне, как Том обращался с Ясмин. Стал бы он менять свое поведение только из-за того, что встретил другую женщину?

Почему же я никогда не видела Тома таким, каким он был на самом деле? Чем он был. Я ведь знала его с пеленок. Как могла я упустить тот факт, что он был монстром – ведь это должно было быть видно. Невозможно всю жизнь калечить людей направо и налево так, чтобы никто этого не заметил? Ведь правда?

Я же собственными глазами видела, что он способен на насилие. Но решила, что это единичный случай, ошибка, которой нельзя было позволить разрушить его жизнь.

Я вспоминаю вечер, когда ко мне заглянул Гуннар, – тогда дикие игрища девчонок перешли всякие границы. Помню, как Эбба пинала ногами Адриенну, лежавшую на полу в гостиной. На лице Эббы, произносившей те ужасные слова, читалось настоящее неистовство.