Он замер, но голову Самира не выпустил. Потом поднял взгляд – в нем читалось почти удивление – и что-то неразборчиво пробормотал.

Я опустилась на колени.

– Господи, Том. Что же ты натворил?

Лицо Тома не выражало никаких эмоций, глаза были пусты.

– Он убил Ясмин, – прошептал Том.

Потом он выпустил голову из рук, медленно поднялся на ноги и на несколько шагов попятился. Его руки были покрыты кровью – кровью Самира.

Я склонилась над Самиром, силясь услышать дыхание, которого уже не было слышно. Силилась нащупать пульс, который уже затих. Под его головой расплывалось целое озеро дымящейся на морозе крови.

Меня настигло горе – тот плач, что лишь притаился в груди после разговора с Амели.

– Что же ты натворил, Том? – повторяла я. – Что же ты натворил?

Перед глазами замелькали воспоминания: вот Том, еще ребенок, ранимый и чувствительный малыш. А вот безразличное, ярко накрашенное лицо Ясмин. Вот суд над Самиром и мое отчаяние, когда я поняла, что он виновен.

Помню мысли, которые роились в голове тогда, на той поляне. Мое решение казалось логичным и справедливым, как будто кто-то наделил меня правом вершить справедливость. У Тома вся жизнь была впереди, он заслуживал второго шанса. А Самира уже было не спасти. К тому же он, возможно, получил по заслугам. Возможно, все это произошло не случайно – потому что никто не должен оставаться безнаказанным, убив свое дитя.

У меня за спиной раздался голос Тома:

– Я этого не хотел… Это он начал… Он…

В тот миг я приняла решение. Зачем разрушать еще одну жизнь? Разве мы недостаточно страдали?

Я поднялась на ноги, подошла к Тому и влепила ему звонкую пощечину.

Он встретил удар, даже не моргнув глазом, не сделав попытки увернуться.

– Соберись! – велела я. – Сейчас ты пойдешь домой. А этого… никогда не было.

Он промолчал.

Я огляделась вокруг. В паре метров от Самира на снегу валялась шапка Тома – нежно-голубое пятно на белом.

– Забирай ее!