Принимаю предложение брата, определяем подробности встречи, наступает последняя неприятная минута тишины, когда мы ждем, кто из нас первый отключится.

О новых шкурах

Меня зовут Дастин Барский, родился, как оказывается, в Штатах, все еще супруг Клары, всегда отец Олафа, еще до вчерашнего дня повар в ресторане стейков "Фернандо" на улице Швентояньской в Гдыне.

Но и еще.

Меня зовут Николай Семенович Нарумов он же Стен Барский, родившийся под Ленинградом, капитан второго ранга советского военно-морского флота, главнокомандующий на эсминце "Смелый", агент Центрального Разведывательного Управления, но еще и Главного Разведывательного Управления, отец Дастина и муж недавно умершей Хелены.

Похоже на то, что все мною написанное, может быть ничем более, чем прощальным письмом, о, ужас, завещанием.

Я предчувствовал осмысленность этого письменного труда, только считал, что оно раскроется более приятным образом. Закончу и пойду к Юрию.

Но давайте еще вернемся к Америке.

Едунов занимал дом в предместье Роквелла, штат Мериленд; отстоящий от дороги и скрытый деревьями, как и наш в Крофтоне. Коричневая черепица нависала над окнами, будто фуражка над буркалами бандита, который там проживал.

Хелена оттягивала этот визит, ведь кроме меня был еще Дастин. Не пойдешь же на врага с новорожденным в руках.

Впрочем, ей нужно было время, чтобы встать на ноги.

Она наняла няню и работала в стоматологическом кабинете с перерывами для кормления. На выходные она иногда выезжала на залив, с коляской, брала Дастина на руки шла с ним в лес, тот самый, по которому гуляли с Бурбоном.

Она ездила на новые фильмы с сыном на заднем сидении, еще купила проигрыватель и крутила массу новой музыки: Элтона Джона, "Би Джиз" и Рода Стюарта. Я вижу, как она кружит под Rocket Man в большой, пустой кухне, с малышом в махровой пеленке, которого она держит под голову в вытянутых руках. У нее прическа, как в "Ангелах Чарли", а ногти покрашены каждый разным лаком. Она носит огромные сережки и многоцветные платья, ее глаза снова блестят.

Прошло полтора года, и хотя она сама в этом никогда бы не призналась, за это время она имела пару свиданий и наверняка попробовала кислоту. Это я тоже вижу очень четко.

Она ходит с художником, настоящим таким, от которого пахнет мокрым лесом, который курит трубку и цитирует по памяти поэмы битников. После ужина они едут к аэродрому.

Хелена кладет марку под язык, перепрыгивает через ограду, и они мчат по взлетно-посадочной полосе, моя жена и тот поэт, изображая взрывы, выстрелы и вопли пилотов. Опускается ночь, но асфальт остается теплым от солнца.