Мысль о пустоте, об отсутствии матери, Клары и сына с совершенно неуместная и одновременно стопроцентная. Мир закончился, я совершенно спокоен.
Это спокойствие когда-нибудь закончится, я элегантно в нем перемещаюсь, пользуюсь им до тех пор, пока оно существует. Мне еще кое-что нужно сделать.
Для начала: мамины вещи, нужно освободить палату. Выбрасываю станиолевые обертки от шоколада, упаковки от рафэлло и желейных конфет с фруктовой начинкой, в последние дни мать объедалась сладостями. Из кармана халата вынимаю курево и перекладываю сигареты в свою пачку. Под кроватью ожидает кожаная сумка, загружаю туда пижамы, туфли, халат, брюки белье, косметичку и компьютер, только плащ уже не помещается, хотя я его запихиваю, дожимаю коленом, сейчас молния разойдется, наконец сумку закрываю, плащ ложу сверху, после чего до меня доходит, что все эти вещи никогда уже не будут нужны.
Соки в пакетиках, печенье, слабогазированную воду ставлю на краю шкафчика, пускай кто-нибудь заберет себе; в конце концов, спрашиваю соседку, ту вторую пациентку, не желает ли она чего-то взять. Она отказывает. Да, дурацкая ситуация, я пытался впиндюрить ей последнюю еду покойницы.
- Вот тот ваш кузен или кто он там, такой неприятный человек, зачем он вообще приходил? – спрашивает соседка и прибавляет. – Ваша мама, по-моему, его боялась.
Вспоминаю: врач упоминал, что мы пересаливаем с посещениями; тогда на это у меня не хватило ума, допытываюсь теперь, что за тип, как он представился, чего хотел и так далее, получаю ответ, которого и следовало ожидать: мужчина, уже после шестидесяти, ухоженный, так что может даже чуточку старший, в кожаной куртке, двигался будто солдат.
- Он посидел буквально минутку, о чем они разговаривали, я не слышала. Он ушел, и не прошло пары часов, а она умерла. Им не следовало его сюда впускать, не следовало.
Над улицей Швентояньской висят троллейбусные провода и крепнет небо; на другой стороне улицы блестит стеклянный театр, новое здание, в котором помещается центр городской информации и совершенно недавно открытое кафе, в котором подают завтраки. Справа белеет колокольня костёла – никого и ничего, только такси летит через лужи, я выкуриваю сигарету и открываю "Фернандо".
Выбрасываю окурок, ожидаю, когда дым разойдется, и только после этого вхожу.
Клара не успела поменять замки, и наверняка этого не сделает, что не имеет ни малейшего значения, я прощаюсь с этим местом по совершенно другой причине.
Внутри стоит слабый запах моющего средства и пережженного жира.