Владимир Зенонович Гай-Гаевский действительно выглядел совсем негероически. В салон-вагоне, во главе длинного, накрытого картами стола сидел пожилой, обрюзгший толстяк с багровым носом, потухшая папироса в углу рта. Под пенсне сонно помигивали маленькие припухшие глазки. Неряшливый черный мундир с линялыми погонами сидел мешком и спереди был присыпан пеплом, в пухлой руке подрагивал стакан недопитого чая.

Но именно эта некартинная внешность и произвела на Фандорина впечатление. Полководец, который не считает нужным изображать величие, должен быть очень уверен в себе. Про Гай-Гаевского рассказывали, что при необходимости он лично водил цепи в атаку и был одиннадцать раз ранен. До германской войны карьера у Владимира Зеноновича не складывалась, ему плохо давалась служба в мирное время. Несмотря на диплом Академии генштаба, в четырнадцатом году он был всего лишь подполковником и готовился к отставке по выслуге лет. Но на фронте быстро пошел в гору и закончил войну командиром Гвардейского корпуса. В восемнадцатом этот пузатый, немолодой дядька пробрался из Петрограда на юг и, не дожидаясь высоких должностей, поступил в добровольческий полк рядовым. Теперь, полтора года спустя, он вел главную из белых армий на Москву. Фронтовики командующего обожали, причем больше всего восхищались даже не храбростью (кто сейчас не храбр?), а легендарной выносливостью Гай-Гаевского по части выпивки. Сплетничали, что генерал выдувает в день по три бутылки коньяку и всегда подшофе, но никогда не пьян. Еще говорили, что он вечно всё теряет и роняет, что без адъютантов он как дитя без няньки – эта черта почему-то вызывала у солдат особенное умиление. Однако армия у растяпы-командующего работала как часы.

– А. – Вот и всё, что сказал Гай-Гаевский при виде Эраста Петровича (Романов остался за дверью). – Чаю?

– Б-благодарю, – качнул головой Фандорин, взглянув на остальных участников совещания совсем коротко, потому что знал обоих.

Один – полковник Козловский, начальник контрразведки: худое, жеваное лицо с нервным тиком, длинные тараканьи усы. Второй – Скукин, недавно произведенный в полковники. Он состоял при родственнике в должности офицера для поручений и, по слухам, обладал бо́льшим влиянием, чем все остальные чины штаба, вместе взятые.

Козловский улыбнулся Фандорину с явным облегчением. Скукин сухо кивнул, демонстрируя, какая важная он теперь персона. С конца мая, когда они виделись последний раз, Аркадий Сергеевич в самом деле сильно изменился. Безупречностью выправки, мундира, прически полковник словно компенсировал затрапезный вид дяди.