Осенью и зимой 1940–1941 года Хор, занимая должность посла, пошел по предсказуемому пути. Франко и его главный министр, сторонник Фаланги Серрано Суньер, относились к нему с пренебрежением, однако Хору удалось наладить связи с монархистами и получить от них важную информацию. Он настаивал, чтобы (помимо взяточничества) тайная деятельность в Испании ограничивалась сбором разведданных и в посольстве не было бы спецагентов, «поджигающих Европу», и отвергал подходы нелегальной левой оппозиции, утверждая, что правительство Франко является законным и все усилия Британии должны быть сосредоточены на нем. Это кажется мне слабым аргументом: угроза поддержки оппозиции, несомненно, укрепила бы тетиву британского лука. Однако Хор, как и многие британские консерваторы, эмоционально сочувствовал аристократическим, настроенным против революции монархистам. Хор успешно выступал за политику отказа от любых связей с левыми в Испании, тем самым он посеял семена послевоенной политики союзников, направленной на то, чтобы сохранить режим Франко. Тем не менее взгляды Хора менялись по ходу войны, и к тому времени, когда в 1944 году его деятельность на посту посла завершилась, он стал ярым противником режима Франко, выступая за программу экономических санкций. Однако мышление Черчилля развивалось в противоположном направлении. Он пришел к выводу, что Франко является оплотом антикоммунизма и его режим следует сохранить. Хор был не в силах поколебать точку зрения Черчилля, которая в итоге оказалась решающей.

То, какими показаны в книге Хор и Хиллгарт, — моя личная интерпретация; кому-то она может показаться резкой, но я считаю ее соответствующей известным фактам. Все остальные британские и испанские персонажи вымышлены, за исключением некоторых выдающихся деятелей испанской истории тех лет, которые упомянуты вскользь: Асанья, чудаковатый Мильян Астрай и, конечно же, сам Франко.

Образ Испании 1940 года, созданный мною, мрачен, но основан на свидетельствах очевидцев. Лагерь под Куэнкой вымышлен, однако реальных существовало много. Я не думаю, что изобразил испанскую Церковь того периода неправильно; церковный элемент был коренным образом вовлечен в политику насильственного режима в ее самой жестокой фазе, и таких, как отец Эдуардо, которым было трудно примириться со своей совестью, мне кажется, встречалось не много.

Архаичное представление генерала Франко об авторитарной католической Испании умерло вместе с ним в 1975 году. Испанцы немедленно отвернулись от его наследия и приняли демократию. Прошлое было перечеркнуто в pacto de olvido — пакте забвения. Возможно, такова цена мирного перехода к демократии. Только теперь, когда уходит поколение 1940-х годов, отношение к тому периоду меняется, испанские историки вновь обращаются к ранним годам режима Франко, открывая множество доселе неизвестных ужасных историй, которые мало утешают апологетов диктатора, но напоминают нам о том, что простые испанцы терпели не только во время Гражданской войны, но и после нее.