Он чувствовал, как кровь отливает от его лица. Ничего нового он не прочел. Но документ лишний раз давал ему понять всю тяжесть того, что он совершил. Того, что он собой представляет.

Палач.

– Арман.

Стивен Горовитц вышел из своего кабинета, протянул ему руку. В голосе его слышался небольшой акцент – последствия европейского воспитания.

В свои девяносто три он оставался живчиком. И богатым, как Крёз.

– Хорошо выглядите, – сказал Арман, пожимая твердую руку.

– Как и ты.

Проницательный взгляд прошелся по Гамашу, прежде чем остановился на его лице.

– Ты плакал?

Арман рассмеялся:

– Когда я вас вижу, у меня всегда разыгрываются эмоции. Вы же знаете. Но нет. Просто глазное раздражение.

– Вот это больше похоже на правду. У большинства людей я вызываю раздражение.

Гамаш не стал возражать.

– Я заказал столик в «Рице». Довольно претенциозно, но я хочу знать, кто из моих клиентов может себе позволить захаживать туда.

Они прошли два квартала до отеля, Горовитц время от времени брал Армана под руку, ничуть не стесняясь показаться слабым.

Он был финансовым советником родителей Армана. И отец Армана даже помог Горовитцу наладить бизнес, когда тот, еще молодым, после войны оказался беженцем в Канаде. Одно из перемещенных лиц – он никогда не забывал, каково это. И даже семьдесят лет спустя Стивен Горовитц не забыл доброты.

В «Горовитц инвестментс» сегодня на имя Анни и Даниеля был открыт счет, приносивший потрясающе высокие проценты. О существовании счета не знал даже Гамаш.

Горовитц в своем завещании предусмотрел пункт, согласно которому Арман должен был узнать о существовании счета только после смерти завещателя.

– Слышал, что ты все еще отстранен, – сказал Стивен, а официант в ливрее тем временем развернул льняную салфетку и положил ее на колени Горовитца. – Merci.

– Отстранен, – ответил Гамаш.