У него была своя мелодия.

Удивленная, Сэм вызвала в воображении образ столовой, волокущего ее за собой Шляпника, полиции, беспомощно наблюдающей за ними снаружи… В этой невыносимой минуте был свой собственный ритм. И один-единственный четкий аккорд.

Она села, отбросив одеяло. Киблс, которая спала в углу комнаты, подняла голову, затем глубоко вздохнула и вновь погрузилась в сон, уже привыкнув к беспорядочным ночным метаниям хозяйки. Сэм встала с кровати и схватила скрипку.

Ее электрическая скрипка не была полностью бесшумной, но, не подсоединенную к динамикам и при закрытой двери, ее едва можно было услышать за пределами комнаты. Что, вероятно, только к лучшему, если тебе вдруг хочется поиграть в два часа ночи. Сэм подключила скрипку к наушникам и подсунула под подбородок. Сердце у нее бешено колотилось, страх и возбуждение смешались в груди.

С чего начать? Она представила себе те первые моменты, когда они услышали крики за дверью музыкальной комнаты. Начало всего этого.

Да, у этого момента тоже была своя музыкальная форма. Сэм провела смычком по струнам, и яростная, неистовая мелодия каскадом полилась из наушников, тут же затерявшись где-то между разумом и пальцами. Она снова вызвала в воображении этот образ. Более быстрый темп – рваный, нерегулярный, серия режущих слух диссонансных нот… Попробовала еще раз, на сей раз сумев более близко передать свои чувства.

Сэм стала играть дальше, представляя себе те напряженные минуты, полные страха и неуверенности, когда они не знали, стоит ли им и дальше прятаться или же выйти из комнаты. Плотная музыка в хаотичном темпе, а затем… долгая пауза. Слишком долгая, почти излишне затянутая, заставившая бы замереть любого, кто ее смог бы услышать, – отражение того, что она чувствовала, отчаянно прислушиваясь возле двери, но ничего не слыша. Последовал шквал нот, гонящихся друг за другом, – финальное крещендо перед тем, как они открыли дверь.

Закончив, Сэм тяжело дышала, дрожа всем телом.

А потом сыграла все это еще раз, включив запись.

Две минуты и тридцать шесть секунд музыки из ее собственной головы. Сэм попыталась перенести ноты на бумагу. Она никогда раньше ничего не сочиняла, понятия не имела, как это делается. Процесс был непривычно обратным – как будто медленно вынимаешь еду изо рта и перекладываешь обратно на тарелку, пока та не наполнится. Сыграв несколько нот, Сэм пыталась понять, что только что сыграла, и записывала их. Затем пробовала воспроизвести записанное, чтобы посмотреть, правильно ли все поняла. И так понемногу записала всю мелодию целиком.