— А почему бы и нет? На то и существуют законы, чтобы обуздывать власть, когда она переходит границы приличия. В том числе и родительскую власть. Мы можем изложить в этой жалобе такие факты, которые легко подтвердит следствие.

Адвокат всегда начинал говорить мы, когда видел, что дело клеится.

— Мы не получили образования, подобающего сыну герцога. Так?

Норберт молчал. Он был ошеломлен бесцеремонными речами странного собеседника.

— Так! — нисколько не смущаясь, ответил сам себе старый пройдоха. — Мы изнурены грязной работой, словно мы для герцога не сын, а раб. Кстати, отец вас бил когда-нибудь!

— Ни разу.

— Ничего, напишем, что бил. Мы составим такую бумагу, найдем такие доводы, что и сатана бы прослезился! Например, так: недостойное благородного дворянина обращение со стороны нашего отца привело к тому, что мы внушаем соседям не почтение, подобающее наследнику древнего рода, а унизительную жалость. Дошло до того, что нас за глаза именуют не маркизом, а оскорбительным прозвищем "шандосский дикаренок".

Адвокат сделал паузу, ожидая хорошо подготовленного им взрыва.

— Что?! — воскликнул Норберт, стукнув кулаком по столу так, что посуда полетела на пол, а его стакан разлетелся вдребезги.

— Что вы сказали? Кто посмел так меня назвать? Кто? — кричал юноша, сверкая глазами.

— Кто же, если не ваши враги? — спокойно ответил месье Доман.

— Я никому не сделал зла!

— Зато его много сделал герцог. Не вы один пострадали от деспотизма господина де Шандоса. Трудно сказать, кто ему не враг в этих местах.

— И все эти люди — враги мне?…

— Нет. Вы, господин маркиз, имеете здесь только друзей, искренне сочувствующих вам в ужасном несчастье, которое вас так незаслуженно постигло.

Последние слова адвоката несколько противоречили тому, что он говорил раньше, но юноша был слишком наивен, чтобы заметить это.

— Все женщины в округе от вас без ума. Даже первая красавица, мадемуазель Диана де Совенбург, краснеет при одном лишь упоминании вашего имени. Вы, конечно, знакомы с мадемуазель де Совенбург?

Норберт и сам покраснел, как девушка. Он видел Диану в церкви и во время обедни не раз искоса поглядывал в ее сторону. Она показалась ему прекрасной и недосягаемой.

— Все радости жизни ожидают вас, — вкрадчиво продолжал Доман. — Надо лишь вырваться на свободу. Раз уж вы так торопитесь избавиться от родительской опеки, господин маркиз, то не соблаговолите ли приступить к составлению необходимой бумаги?

Он взялся за перо, но в этот самый миг часы с кукушкой пробили двенадцать раз.