— Ваша речь впереди! — грубо оборвал его отец. — Я прикажу приготовить часть парадных комнат, чтобы вы провели там медовый месяц. Постарайтесь, чтобы он был как можно короче. А затем вы поможете мне познакомить молодую жену с нашими обычаями. Я думаю, не больше года понадобится, чтобы она привыкла вести хозяйство и видеть свое счастье в достижении цели, к которой мы с вами стремимся. А тогда мы снова запрем парадные комнаты, вы переоденетесь в обычную одежду, и все пойдет своим чередом.

Эти слова, невероятные для любого постороннего человека, для юноши не были новостью. Герцог высказывал ему свои идеи множество раз. Между тем, Норберту казалось, что он слышит их впервые.

— А что, если мадемуазель де Пимандур не понравится мне? — спросил он.

— Ну и что?

— Я прошу вас избавить меня от вступления в брак, который будет несчастьем всей моей жизни.

Цезарь де Шандос пожал плечами:

— Детские глупости! Я так решил, и этого для вас должно быть достаточно.

— Отец!

— Вы, кажется, осмеливаетесь мне противоречить?

— Я не противоречу, а твердо стою на своем.

Герцог настолько привык к обычной покорности сына, что не сразу нашел ответ на неожиданные возражения.

— До сих пор я полагал, — насмешливо произнес он после небольшой паузы, — что только простолюдины ищут счастья в браке. Для аристократов же это просто сделка, обеспечивающая соблюдение фамильных интересов. Это очень печально, я не спорю, но в нашем кругу иначе быть не может. К тому же сердца мужчин брак нисколько не сковывает. А кто бы ни была ваша жена, ее сын будет герцогом де Шандосом, и это все, что вам от нее нужно.

Старик встал и начал прохаживаться по комнате.

— И ловко же я надул этого дурака Пимандура! — продолжал он. — Полтора миллиона приданого! А знаете, сколько у него денег? Пять миллионов! Пять миллионов прибавится к нашему состоянию: ваш сын унаследует все! Так что я к концу своей жизни надеюсь увидеть, как вы будете иметь семьсот тысяч годового дохода!

Герцог схватил сына за руку и судорожно сжал ее.

— Тем больше причин для нас с вами подвергать себя временным лишениям, чтобы как можно больше ускорить восстановление величия нашего рода!

Долго еще старик ходил и рассуждал, не замечая, что Норберт совершенно не разделяет его восторгов. Наконец герцог остановился перед сыном:

— Все, что было нужно, вы от меня услышали. Завтра мы едем в Пуату, а в воскресенье обедаем у Пимандура.

Молодой де Шандос несколько раз пытался заговорить — и не мог. От волнения у него перехватило дыхание.

Собравшись с силами, он дрожащим голосом пробормотал: