— В Париже слишком много подобных вертопрахов. Там не место уважающей себя девушке!

"Мне двадцать четыре года…"

— Зачем же кружить голову восемнадцатилетней девочке, когда кругом столько женщин постарше?

…Я сирота…"

— Знаем мы этих сиятельных сирот!

"…принадлежу к знатному роду…"

— Написал бы еще: к древнему!

Мадемуазель де Пимандур не выдержала:

— Папа, но ты же его совсем не знаешь! Как же ты можешь говорить о нем такие слова?

— Я знаю, что говорю! А вы молчите и слушайте! — вскипел граф.

Мари изо всех сил старалась сдержать слезы: она понимала, что они стали бы еще одной мишенью для мечущего громы и молнии отца.

Де Пимандур продолжал издеваться над письмом:

"…И обладаю большим состоянием".

— Большим? Хотел бы я его сосчитать: хватит ли там на оплату свадебных расходов?

"Я люблю Вас…"

— Ветрогон! Найдется ли в Париже женщина, которой он этого не говорил?

— Папочка!

— Цыц! С тобой разговор будет потом…

"…и прошу разрешить мне просить Вашей руки у графа де Пимандура".

— Вот спасибо! Наконец и обо мне вспомнили!