Поэтому Норберт не мог ни жениться, ни принять серьезные хозяйственные решения без его согласия.

Маркиза выручил де Пимандур, который выхлопотал ему освобождение из-под власти отца.

И тогда наступил день свадьбы, одинаково безрадостный для обоих новобрачных.

Рано утром к Норберту приехали граф, Мари и множество приглашенных гостей. В десять часов отправились в ратушу, а оттуда — в церковь. В двенадцать церемония окончилась.

Маркиз де Шандос навеки связал себя с дочерью Палузата.

Из всего праздничного великолепия, щедро оплаченного графом де Пимандуром, Норберт не запомнил ничего.

Только одно обстоятельство запечатлелось в его памяти. Перед обедом ему представили графа де Мюсидана, который объявил о своей предстоящей свадьбе с мадемуазель де Совенбург.

Молодые поселились в Шандосе.

Норберт видел рядом с собой только скучающую нелюбимую жену и своего помешанного отца.

Маркиз начал подумывать о самоубийстве, но не успел прийти к окончательному решению. Однажды утром ему доложили, что отец не может встать с постели.

Послали за доктором, который сказал, что герцог умирает.

Снова все собрались в спальне старика.

В его состоянии происходили быстрые перемены.

Весь день больной испытывал сильную тревогу. Он не находил себе места. Язык его, до сих пор очень скованный, вдруг начал развязываться. К ночи герцог уже свободно произносил длинные фразы. Речь его становилась все более связной и осмысленной.

Жан и Норберт выпроводили всех из комнаты: они боялись, что старик откроет тайну своей болезни. И вовремя — вскоре он начал часто повторять слова "яд" и "отцеубийство".

К одиннадцати часам герцог успокоился и, казалось, уснул. Но вдруг он приподнялся на постели и твердым, властным голосом, каким всегда говорил до болезни, громко крикнул:

— Ко мне!

Сын и слуга упали перед ним на колени.

— Простите меня, отец! Простите меня! — молил Норберт.

Герцог де Шандос медленно простер над ним свою руку и торжественно произнес: