— Три тысяч франков.

— И я вас больше не увижу?

— Конечно. Но при одном условии

— Каком?

— Что я буду получать их регулярно, без задержек.

— Так вы имеете в виду три тысячи франков…

— …Годового дохода, — закончил Доман.

— То есть я должна вам дать шестьдесят тысяч? — воскликнула мадемуазель Диана.

— Вот именно.

— Это уже слишком! Вы смеетесь надо мной?

— Нисколько, — ответил Доман. — Я и так прошу лишь половину моих убытков от ваших похождений. Один только яд во что обошелся!

— Вы просите? Да вы нагло требуете, как будто у вас есть на это право!

— Я пришел к вам, мадемуазель, с поникшей головой, как положено человеку, просящему милостыню. Если бы я требовал, то вел бы себя совсем иначе. Пришел бы и сказал: давайте столько-то, или завтра же донесу в полицию. А что я теряю, если все откроется? Да почти ничего! Я стар и беден. Вы же с господином Норбертом рискуете всем: честью, богатством, будущим…

Он сделал паузу, чтобы полюбоваться произведенным эффектом.

Диана стояла, задумавшись.

— А кто вам поверит, если вы и расскажете? — спросила она. — У вас нет никаких доказательств.

— Ошибаетесь. Их сколько угодно. Да вот вам одно, для примера.

Доман вынул из кармана листок бумаги.

— Неужели вы думаете, что маркиз де Совенбург пожалеет несколько тысяч за это письмо, которое бы очень не понравилось графу де Мюсидану?

Ростовщик аккуратно развернул листок — и девушка с трепетом прочитала: