«…педики и лесбиянки – это злостные половые лодыри, лентяи и тунеядцы, так как со своим родным полом куда легче поладить, потому что знаешь, делать надо все так, как тебе самому хотелось бы, чтобы делали тебе, тут не надо ни любви, ни терпения, ни фантазии, ни снисходительности к ошибочным представлениям партнера о путях, ведущих к оргазму. Поэтому я бил, бью и буду бить смертным боем эту публику до полного и окончательного ее перевоспитания. С комсомольским приветом, Мартирос Железняк».

«…будучи идейным гомосексуалистом, я, тем не менее, являюсь убежденным противником движения за равноправие сексуальных меньшинств, поскольку считаю, что такое равноправие лишает гомосексуальную жизнь ее специфического очарования, добрая половина которого состоит как раз в предосудительности этого способа полового удовлетворения. Лично сам я стал голубым единственно по причине своего сиротства, так как из-за абсолютного отсутствия кровных родственников не имел возможности предаться еще более предосудительному инцесту. Я неустанно молю Бога (Высшую Разумную Силу, а не взбалмошного персонажа древнееврейских сказаний) о том, чтобы на мой век хватило сексуального апартеида, поскольку в противном случае у меня не останется иного выхода, как переквалифицироваться в скотоложника, чего мне крайне не хотелось бы в виду неизлечимой аллергии на всякую шерсть, которой я сыздетства страдаю…»

Поверх текста, наискосок, красовалась размашистая резолюция заместителя Рябько, детектива первого класса Емельянчикова: «Трахай крокодилов и не кашляй!»

Рябько хмыкнул, призадумался ассоциативно и решил, что в деле неуловимого маньяка необходимо сменить вектор поиска. А поскольку дневное нападение маньяка на гражданку Телешову в избранный им вектор никаким боком не вписывается, значит, напал на нее какой-то посторонний псих…

Рябько встал и вышел в комнату детективов – светлое просторное помещение, тесно уставленное столами, стульями, автоматами кофе, колы и жевательных резинок. Ближайшим к нему оказался детектив второго класса Вячеслав Поребриков, увлеченно изучавший в маленьком зеркальце отражение густой поросли волос, буйно бьющих из ноздрей его объемистого носа и плавно переходящих в щегольские, начальством рекомендованные, усики.

– Слава, – окликнул его лейтенант, – ты чем занят?

– Я? – удивился Поребриков. – Оперативно-следственной деятельностью. А что?

– Да так, ничего. Мне показалось, в носу ковыряешься…

– Послушайте, лейтенант, – оскорблено вскочил детектив со стула, – давайте раз и навсегда условимся и определимся, где кончается мой личный нос и начинаются служебные усы, которые я вынужден под ним носить и всячески лелеять.