Шесть тел, завернутых в мохнатые простыни, возлежали, подобно древним, на мягких ложах, напоминавших издали простые мужицкие лавки, и определить, кто есть кто, было почти невозможно, тем более что разговор в целях все той же конспирации велся на английском, становящимся с каждым годом все менее понятным истым парижанам. Впрочем, справедливости ради, следует признать, что и истые лондонцы (не говоря уже о ньюйоркцах) тоже не много бы поняли в том бэйзик инглише, на котором изъяснялись участники исторической встречи, помогая себе в затруднительных случаях жестами, мимикой и непереводимыми иноязычными идиомами. Все это, само собой, замедляло процесс общения, однако никто из делегатов прямо своего нетерпения не проявлял, каждый старался сделать это косвенно, обиняком, так что стороннему глазу отличить нетерпение от сдержанности было мудрено.

Мало-помалу, по мере рассеивания пара, долетавшего из перегретой парилки, стали выявляться индивидуальные особенности переговорщиков, а вместе с ними – их неповторимые национальные отличия, чему в немалой степени способствовали потребляемые напитки. Ясно, что коньяк смаковал француз, вино – итальянец, шнапсом угощался немец, а водку с пивом мешали русские. Исходя из этих проницательных наблюдений, можно было бы учинить поголовную идентификацию, засыпав читателя мнимыми подробностями едва видневшихся из-под простыней индивидуальностей, вроде преобладающих галльских носов, теплых католических глаз, баварской рыжей ражести, славянской широкоскулости и даже мусульманской хищноокости, но лучше, конечно, от этого воздержаться, – если жизнь не то чтобы дорога, а хотя бы не в тягость. Отметим лишь то общее, что проглядывало в каждом из шести лиц, а именно: решительность и упрямство хозяев собственной судьбы, привыкших лично ковать железо своего счастья в кузнице случая, и перейдем к теме заседания. Или, если быть предельно точным, к теме возлежания. Тема подтверждала печальную закономерность мира сего: чем банальнее, тем актуальнее (и наоборот). И верно, что может быть банальнее убытков и актуальнее стагнации? Практикой экстренных встреч из-за противоположного развития событий деловые круги нас не балуют. А жаль. Это было бы морально и поучительно: срочный слет делаваров всего мира в связи с резким подъемом продаж, удешевлением производства и жутким облегчением налогового бремени. И ведь именно наркоторговцы могли подать такой пример. Они же вместо этого собирались в разных Гаванах с совершенно противоположными намерениями: как бы свои сверхприбыли сделать запредельными прибылями. Не знаем, возможно, Господь и дальновиден, как утверждают приверженцы катафатического богословия, но возлюбленная тварь его отличается редкостной близорукостью. Дальше носа, как правило, не видит. И тут преимущество получают те, у кого нос длиннее. А среди длинноносых – кто умеет его по ветру держать. Собравшиеся в заведении «Ле Сандун» до недавних пор принадлежали именно к последней разновидности: знали, откуда ветер дует, чуяли носом, как сложатся дела… Но ветер вдруг вообще перестал дуть откуда бы то ни было, а дела – складываться как-либо иначе, кроме как скверно. И размеры носов вкупе с их чувствительностью моментально потеряли свое значение. Теперь надо было думать, шевелить извилинами, а это с непривычки очень даже нелегко (кто не верит, пусть попробует подумать над одним шахматным ходом хотя бы четверть часа). Между тем положение дел становилось все хуже и все беспросветнее. Экстренные меры оказались недейственными: спрос на базовые наркотики продолжал неудержимо падать, несмотря на резкое сокращение их количества, достигнутое с помощью самодоносов в полицию о местах их складирования, транспортировки и даже производства. Но как вскоре выяснилось, это была еще не беда, даже не полбеды, а если быть приблизительно точным – всего-то одна пятая ее часть. Именно это вдруг обнаружившееся соотношение и стало причиной экстренной встречи в Париже.