– Она не давала Конору ключи, – ответил он.

– Знаю. Но они знакомы, и, прежде чем ее исключать, мы должны выяснить, что именно их связывает.

Когда мы подошли, Фиона выпрямилась. За последние пару дней она похудела, скулы заострились, а кожа потускнела, стала серой, как пергамент. От нее исходил неприятный стерильный запах больницы.

– Мисс Рафферти, спасибо, что пришли, – сказал я.

– Можно мы… Нельзя ли закончить с этим побыстрее? Я хочу вернуться к Дженни.

– Понимаю. – Я вытянул руку, направляя Фиону к двери. – Мы не задержим вас дольше необходимого.

Фиона не двинулась с места. Волосы вялыми каштановыми волнами свисали по сторонам ее лица – похоже, она помыла их в раковине больничным мылом.

– Вы сказали, что поймали его. Того, кто это сделал.

Она обращалась к Ричи.

– Да, мы задержали одного человека, – ответил он.

– Я хочу его увидеть.

К такому повороту Ричи оказался не готов.

– Боюсь, что его здесь нет, – спокойно сказал я. – В настоящий момент он в тюрьме.

– Мне нужно его увидеть. Мне нужно… – Потеряв мысль, Фиона мотнула головой и откинула волосы назад. – Мы можем пойти туда? Ну, в тюрьму?

– Так не положено, мисс Рафферти. Сейчас неприемные часы, нам потребуется заполнять бумаги, а привезут его сюда, возможно, только через несколько часов – все зависит от того, найдутся ли свободные конвойные… Если хотите вернуться к сестре, это придется отложить до другого раза.

Даже если бы я оставил ей возможность поспорить, у нее уже не было сил.

– Я смогу увидеть его в другой раз? – спросила она после паузы.

– Уверен, мы что-нибудь придумаем. – Я снова протянул руку, и на этот раз Фиона отошла от фонаря и направилась к двери конторы.

Мы отвели ее в самую уютную из комнат для допросов: ковролин вместо линолеума, чистые бледно-желтые стены, неказенные стулья, от которых не остается синяков на ягодицах, кулер с водой, электрический чайник, корзинка пакетиков с чаем, кофе и сахаром, настоящие кружки вместо пластиковых стаканчиков. Комната предназначена для родственников жертв, потрясенных свидетелей, подозреваемых, которые сочтут другие комнаты за оскорбление и просто уйдут. Ричи усадил Фиону – приятно, когда есть напарник, которому можно доверить столь чувствительного свидетеля, – а я отправился в хранилище вещдоков и сложил в картонную коробку несколько предметов. Когда я вернулся, Фиона уже повесила пальто на спинку стула и склонилась над дымящейся кружкой чая так, словно продрогла до костей. Без пальто она была хрупкой как ребенок – даже в мешковатых джинсах и свободном кремовом кардигане. Ричи, уперев локти в стол, сидел напротив и рассказывал длинную обнадеживающую историю о воображаемом родственнике, которого врачи больницы, где лежала Дженни, спасли после каких-то ужасающих травм.