– Не-а. Говорю же, это случалось всего раз в месяц.

– Уверены?

– Ага. Абсолютно.

– А ваш муж?

– Тоже. Он бы мне рассказал.

– Это все? Больше нам ни о чем не нужно узнать?

Шинейд покачала головой:

– Это все.

– Почему я должен вам верить?

– Потому что я не хочу, чтобы вы возвращались и поносили меня при сыне. Я все рассказала, так что валите на хрен и оставьте нас в покое, ясно?

– С удовольствием, уж поверьте, – сказал я, вставая. После того как я оперся о подлокотник кресла, на руке осталось что-то липкое, и я не скрываясь поморщился от отвращения.

Когда мы вышли из дома, Шинейд встала на пороге, стараясь уничтожить нас царственным взглядом, но походила скорее на мопса, которого шибануло током. Подождав, пока мы отойдем подальше, она заорала нам вслед:

– Вы не имеете права так со мной разговаривать! Я буду жаловаться!

Не замедляя шага, я вытащил из кармана визитку, помахал ею над головой и бросил на подъездную дорожку.

– Тогда увидимся! – откликнулся я через плечо. – Жду не дождусь.

Я ожидал, что Ричи выскажется насчет моих новых методов допроса: называть свидетельницу мразью и идиоткой – это не по правилам, но он замкнулся в себе и, засунув руки глубоко в карманы и склонив голову от ветра, устало поплелся к машине. На мобильнике было три пропущенных вызова и эсэмэска – все от Джери. Эсэмэска начиналась так: “Извини мик но есть ли новсти о…” Я удалил все.

Когда мы выехали на шоссе, Ричи немного вылез из своей скорлупы.

– Если Пэт бил Дженни… – осторожно начал он, обращаясь к ветровому стеклу.

– Если бы у тети были яйца, она была бы дядей. Эта корова Гоган ничего не знает о Спейнах, что бы она там себе ни воображала. К счастью для нас, один парень знает их как облупленных, а мы отлично знаем, где его искать.

Ричи не ответил. Я снял одну руку с руля и хлопнул его по плечу: