– Хочешь послушать?

– Да!

Друг, загадочно улыбнувшись, поднялся и взял мальчика за руку:

– Идём со мной.

По широкой равнине пронёсся ветер, напоённый ароматами далёких городов, и умчался вдаль. Лучи солнца, проникая сквозь высокие витражные окна, освещали пустой зал театра. В первом ряду на одном из пыльных кресел сидел маленький мальчик. Он улыбался и восторженно аплодировал одинокому скрипачу на сцене.

Мелодия плыла по залу. Казалось, она будет звучать вечно. Казалось, этот волшебный, упоительный миг никогда не растворится в бурном потоке неумолимого времени.

– Я всегда буду играть только для тебя одного, – звонко, с мальчишеской горячностью воскликнул его друг.

Они оба изменились – выросли, повзрослели… И те же самые слова произнёс уже низкий, с хрипотцой голос:

– Однажды я пообещал, что буду играть только для тебя одного…

Цзян Тин открыл глаза, но ничего не увидел. Его втолкнули в комнату и приковали наручниками к стулу. Каждая клеточка его израненного, опалённого взрывом тела отзывалась мучительной болью. На глазах была повязка из плотной ткани. Он чувствовал, как мужчина приближается к нему, но не мог видеть улыбку на его лице.

Цзян Тин услышал звуки скрипки в комнате.

Июльские вечера, весёлый беззаботный смех, пустой зал театра в лучах заходящего солнца, чарующие мелодии, сверкающее море огней… воспоминания кружились вихрем и вдруг, словно пробив невидимую преграду, стремительно унеслись в небеса.

Прекрасная пора осталась в прошлом, то чудесное лето не вернуть. На сцену опустился занавес.

Будешь ли ты любить меня как прежде?..

Будешь ли ты апплодировать мне бесконечно?..

В отделении интенсивной терапии загорелась красная лампочка, и медсёстры вкатили каталку с пациентом внутрь. Через некоторое время к майору и Ян Мэй вышел врач.

– У вашего друга субдуральная гематома. Это крайне опасно: возможен отёк мозга. В данный момент мы можем лишь поддерживать его в состоянии минимального сознания. Но не исключена возможность перехода в вегетативное…