— Вас действительно послал Мэтью?

— Нет, его дед, но по просьбе Мэтью. Думаю, парнишка в вас влюблен — или что-то вроде этого.

Ана почувствовала головокружение, затем тошноту. Шок, не иначе. Ей хотелось сесть на тротуар и заплакать.

— Нам нужно уходить отсюда, — сказал Бенни. — Мы можем взять такси на Сто десятой улице.

— И куда мы поедем?

— Сначала в больницу. А затем куда-нибудь, где вы будете в безопасности. К сожалению, вы возбудили к себе нежелательный интерес.

20

20

Платформа была более безлюдной, чем ему бы того хотелось. Мэтью старался не ездить в метро поздно вечером, но поймать такси около Гранд-Сентрал было невозможно, и ноги сами понесли его вниз по длинной лестнице и через турникет. На верхней платформе было несколько человек — кто-то только что вышел из поезда, кто-то направлялся по широкому проходу к автобусу на Таймс-сквер. Он спустился на платформу, от которой отходили поезда в центр города. Там не было никого, кроме огромного бомжа в засаленной бандане, который негромко разговаривал сам с собой. Взволнованный, невыспавшийся, Мэтью брел по грязному бетону платформы.

«Ты должен излечиться».

Вот уже несколько дней, как он забросил все дела: его целиком поглотил поиск иконы. Иногда он думал об отце, об Ане, но эти мысли не могли отвлечь его от главною. Вернувшись из Греции, он прослушал записи на автоответчике; острая боль пронзила его, когда он услышал два сообщения от матери. Она сердилась, что он не звонил. Было сообщение и от Аны. Она занималась каким-то исследованием; они могли бы сопоставить свои записи, когда он вернется. В ее голосе не слышалось теплоты, она говорила сухим, деловым тоном. Но ему приятно было уже то, что она вообще позвонила. Даже не заезжая домой, он сразу поехал к родителям. Он попытался позвонить ей оттуда, но телефон не отвечал.

Несмотря на то что мать уверяла его в обратном, отец выглядел значительно лучше. В лице появились краски, он стал более энергичным и даже нашел в себе силы отругать Мэтью за то, что тот исчез без предупреждения. Визит был напряженным, но к концу им обоим стало легче. На следующий день Мэтью надо было выйти на работу, поэтому после ужина он отправился домой на метро. Его биологические часы, едва приспособившиеся к европейскому времени, еще не успели переключиться на Нью-Йорк, и от усталости, смешанной с эмоциями от поездки, он пребывал в каком-то странном, сюрреалистичном состоянии. Глаза закрывались, сердце колотилось. Глаза автоматически выхватывали из толпы то какой-то оттенок цвета, то знакомый профиль. Ему просто необходимо поспать.