Она отряхнула табак с книги, об которую стучала трубкой, и приподняла ее. На темно-зеленой коленкоровой обложке была изображена троекружная спираль. Норман удивленно подался вперед, а Мойра снисходительно пояснила:

– Да, мальчик. Эмер же ее не из головы взяла. Мы в Ирландии, здесь ты встретишь или дурацкий четырехлистник, или кельтские узлы, или спирали. Выбора не особо много.

– Но это трискелион, – возразил Норман. – Ликийский символ, это не кельты, а римляне. Сюда он должен был попасть только в…

– Курганы Бру-на-Бойн, три тысячи лет до нашей эры, – оборвала его Мойра. – Курган Лох-Крю на Ведьминых холмах, больше пяти тысяч лет до нашей эры. Курган Маут на острове Кливли, семь тысяч лет. Курган Слейвнтуа, десять тысяч лет. И везде – тройные спирали. Ты, может быть, и историк, американец, – она пыхнула трубкой, – но я ирландка. Кельты и галлы принесли сюда многое, но не все. И Самайн, о котором ты спрашиваешь…

Из всех курганов, о которых она говорила, Норман слышал лишь о Бру-на-Бойне – самом известном ирландском могильном захоронении, – но Мойра не дала ему времени, чтобы подумать об этом.

– …это замкнутый цикл, в котором успевают начать и завершиться любые события, сколько бы они ни длились – сутки, год или вечность. – Она ткнула в спираль мундштуком, прежде чем небрежно отложить книгу. – Иллюзия постоянного движения – это все еще иллюзия. Кельты очень трепетно относились к таким вещам.

– Иллю…

– Время, – неожиданно цыкнула она, будто он был школяром, неправильно начавшим отвечать билет. – Я говорю тебе о мифологическом и культурном взгляде на феномен времени. Слушай, когда я говорю! – А потом, так же неожиданно, она перешла на спокойный тон: – Это тесно связано с кельтскими представлениями о Сиде. Священное время становилось днями, когда стирались границы между временем и пространством, между миром живых и миром мертвых. Это не праздник, а, скорее, хтонический образ связи с потусторонним миром.

Это определенно не было речью деревенской бабки. Норман сглотнул, отводя глаза, но Мойра, будто прочитав его мысли, заскрипела:

– Все еще удивляешься? Я преподавала культурологию в Тринити, когда Парнелл был еще зеленым первокурсником.

Теперь Норман уставился на нее во все глаза, и она снова возмутилась:

– Я же сказала, что не всю жизнь прожила в этой деревне!

Это не противоречило тому, что Норман знал о деревне, и рассказу Брадана – переезд из Лимерика, точно, – но все равно оказалось неожиданным. Мойру трудно было представить в Дублине, преподающей на кафедре, – со своим страшным глазом, закутанная в шаль, сейчас она казалась гостем из прошлого века. Впрочем, наверное, сейчас и Нормана было трудно представить в очереди «Старбакса»…