Джордан облокотился на раковину и прикрыл глаза:

– Ты хоть понимаешь, как это отразится на моем авторитете?

– Абсолютно никак, – ответила Селена. – Ты заставил Криса подписать отказ от иска.

– А именно это никто не захочет слушать в новостях. Они будут думать, что в зале суда я столь же компетентен, как один из семи гномов.

– Который из них? – чуть улыбнувшись, спросила Селена.

– Простачок, – вздохнул Джордан. – Господи! Неужели я такой идиот? Как я мог выставить его свидетелем, не расспросив сначала о том, что он собирается сказать?

– Ты разозлился, – ответила Селена.

– Ну и что?

– А вот что. Ты даже не знаешь, какой ты, когда злишься. – Она дотронулась до его руки. – Ты сделал для Криса все, что мог, – осторожно напомнила она. – Нельзя постоянно выигрывать.

Джордан бросил на нее взгляд:

– Почему нет, черт подери?!

– Знаете что? – обращаясь к присяжным, начал Джордан. – Три часа назад я не имел ни малейшего представления о том, что скажу вам сейчас. А потом меня осенило, и я захотел поздравить вас. Потому что сегодня вы увидели нечто необыкновенное. Нечто удивительное, что никогда не пробивает себе дорогу в зал суда. Вы, леди и джентльмены, увидели правду.

Он улыбнулся, облокотившись о стол защиты.

– Это мудреное слово, так ведь? Звучит важнее жизни. Я серьезно. Вот заглянул в словарь, – признался он. – В «Уэбстере» говорится, что это реальное положение вещей, основа реальных событий или фактов. – Джордан пожал плечами. – С другой стороны, Оскар Уайльд говорил, что чистая и простая правда редко бывает чистой и никогда простой. Видите ли, истина находится в глазах смотрящего. Вы не знали, что я был прокурором? Был. Работал десять лет в том же офисе, где сейчас работает миз Дилейни. Знаете, почему я уволился? Потому что мне не нравилась идея о правде. Когда служишь прокурором, мир делится на черное и белое, вещи либо происходят, либо нет. Я всегда считал, что существует более одного подхода к изложению истории, видению событий. Я никогда не думал, что в суде есть место для правды. В качестве прокурора ты представляешь свои доказательства и своих свидетелей, а затем у защиты появляется шанс показать иные грани того же дела. Но вы заметили, что я ничего не сказал о представлении правды.

Он рассмеялся.

– Вам не кажется, это смешно, что мне приходится ухватиться за правду и бежать с ней до конечной зоны? Ибо это все, что мне осталось в защите Криса Харта. Этот суд… невероятным образом… был о правде. – Джордан подошел к присяжным и оперся руками об ограждение. – Мы начали этот суд с двумя правдами. Моей, – он ткнул себя в грудь, – и ее. – Большим пальцем он указал в сторону Барри Дилейни. – А потом мы наблюдали массу вариантов. Правду матери Эмили, состоящую в том, что ее дочь может быть только идеальной. Действительно, люди представляются нам такими, какими мы хотим их видеть. Правду следователя и судмедэксперта, состоящую в сочетании веских доказательств. Это не значит, что эти улики не могли сложиться у них в свою гипотезу. Правда Майкла Голда состоит в том, чтобы взять на себя ответственность за что-то невообразимо страшное, хотя проще свалить вину на кого-то другого. А правда матери Криса не имеет отношения к этому делу. Ее правда – в вере в своего сына… Не важно, что это повлечет за собой. Но самая значительная правда, которую вы услышали, исходит от Криса Харта. Только два человека знали, что на самом деле произошло вечером седьмого ноября. Один из этих людей мертв. А другой только что все вам рассказал.