– Жизнь и любовь – как поэтично…
– А мне тоже роль дали! Там целых два слова! – Мишка встал, поклонился и картинно отвёл правую руку в сторону. – Еда пришла!
– Куда пришла?
– К людям! Я говорю, и после этого на сцену выходят тыквы, яблоки, поросята и укладываются в живописную композицию.
Дмитрий не знал, смеяться ему или плакать – настолько Мишка был серьёзен. Может, и вправду стоит посетить эту потрясающую премьеру?
– В общем, тебя нормально приняли?
– Ну да. Там весело. Я фотографии делаю, для истории МОСХ.
– Миша… Фотографии ты делаешь для полицейского архива. И находишься там не для веселья, а по работе. Надеюсь, ты это помнишь?
– Помню, – вздохнул Мишка.
– Держи это в голове. Каждую секунду. До конца месяца оставлю, потом свернём, если зацепок не будет. Кстати, о них. Ты не заметил у Язвицкого свежих шрамов или царапин на руках?
– Так они в бинтах уже несколько дней. Подрался, говорит. Судя по лицу, так и было. Не первый раз уже.
– Отлично. Осторожен будь вдвойне. Может, и не придётся там торчать ещё три недели, пару дней всего.
В художественном училище, несмотря на летние вакации, работа шла вовсю. Как удобно придумали: если ученики умеют пользоваться кистями и краской, то почему бы этим не воспользоваться, делая ремонт? Митя пробирался среди строительного мусора, корыт с известью и вёдер с белилами, жалея, что надел новые ботинки. Заляпанные студенты указали ему на строительные леса, стоя на которых Самокрасов с приятелем обновляли гипсовую потолочную лепнину. Сыщик крикнул и помахал рукой.
Анисим изволил спуститься через пять минут – в «спасайке», весь засыпанный побелкой и гипсовой крошкой. А за ним – и «товарищ по лесам», в котором Дмитрий не без труда узнал Ореста Ганемана. Надо же, какой трудолюбивый преподаватель.
– Чем обязан? – хмуро спросил студент.
– Будьте любезны, покажите руки.
Самокрасов недоумённо протянул испачканные ладони, перевернул. На коже, усеянной белыми точками, отчётливо виднелись свежие царапины.
– И где вы так поранились?