– Труп? – Доркас принялась с трудом подниматься на ноги. – Надо пойти взглянуть. Говоришь, убили? Помоги-ка мне встать. Скорее, пока его не унесли.

Кэт в первый раз видела, чтобы у Доркас так загорелись глаза. Для многих лондонцев смотреть на трупы – особенно если речь шла о телах убитых – своего рода забава, вызывающая нездоровое оживление.

– Может, на берег что-нибудь нужное вынесло, так заберем себе, – прибавила Доркас.

Поняв, что спорить бесполезно, Кэт помогла ей спуститься по лестнице. Вдвоем они пошли к реке, на ходу жуя булочки, а небо над их головами затянуло мрачными серыми тучами. Ботольфская пристань была расположена за мостом, ниже по течению, где Темза приближается к устью и принимает совсем другой облик. От кораблей на воде было не протолкнуться – мелкие посудины так и сновали между лихтерами, а посередине реки на якоре стояли торговые суда.

Во время отлива Доркас часто ходила на берег смотреть, как дети копошатся в грязи и мусоре, выискивая что-нибудь, представлявшее хоть малейшую ценность. Темза отличалась своенравием. Река чего только не уносит, говорила Доркас, однако никогда не угадаешь, что она решит оставить. Люди, промышлявшие таким способом, знали Доркас. Некоторые приносили свои находки ей, и если она заключала, что сможет извлечь выгоду из мокрой тряпки или поношенного башмака, то покупала эти вещи.

Торговые ряды у пристани удивительным образом опустели, да и на берегу народу было меньше, чем обычно. Зато на выступавшем вперед причале собралась шумная толпа, и все как один глядели вниз.

Доркас дотронулась до локтя одного подмастерья:

– Где его нашли?

Веснушчатое лицо мальчишки сияло от восторга.

– C подветренной стороны от вон того лихтера. Ночью он зацепился за якорную цепь.

– Как его убили?

– Говорят, ножом ударили.

– Кто он такой?

– Не знаю. Наверное, папист – за это его и прирезали. Вот, смотрите.

На секунду толпа расступилась, давая дорогу портовому чиновнику. Среди ног и подолов Кэт разглядела на причале распростертое тело мужчины. Раздетый догола, он лежал на спине. Всю его одежду украли или перед смертью, или после нее. Руки и ноги были повернуты под неестественными углами, а глубокая бескровная рана, дочиста промытая водой, пересекала грудь. При виде обнаженной кости девушка сглотнула ком в горле, стараясь побороть тошноту.

Широко открытые глаза покойного глядели в небо, розовый беззубый рот был открыт. Парика он, похоже, не носил: его волосы лежали на причале, будто светло-рыжие водоросли. Белая кожа выглядела совсем бесцветной, если не считать густой россыпи веснушек.