Для «обезвреживания змеи» нужно с двух сторон ударить по руке нападающего, ломая тому кости и заставляя выронить оружие. Грей мог действовать лишь одной рукой, и ему пришлось использовать тело, принимая ножевой удар раненым плечом. Боль была такая, что бой чуть не завершился, но адреналин и недюжинная сила воли помогли Грею выстоять. Не теряя времени, он без лишних слов выдернул нож из плеча и метнул в лицо Данте, правда лишь оцарапав его, однако заставив поморщиться как раз в тот миг, когда Грей шагнул к нему ближе. Данте почти сразу пришел в себя и попытался пырнуть противника в живот, но слишком поторопился, поэтому Доминик снова уклонился и перехватил запястье сатаниста здоровой рукой. Будь у Грея возможность действовать обеими руками, он сломал бы Данте локоть, закончив схватку, но вместо этого пришлось со всей силой отчаяния вцепиться тому в запястье и навязать свой вариант сражения. Грей знал, что Данте мастер ножевых баталий, но никак не борьбы в горизонтальном положении, поэтому провел самую простую подсечку и заставил противника упасть, не выпуская при этом его запястья.

Теперь они лицом к лицу лежали на земле. Данте выронил нож, который держал в сжатой Греем руке, и полез под плащ. Доминик заметил серебристый отблеск и головой ударил Данте в глаз, как можно сильнее оттолкнувшись бедрами. Послышался треск кости. Грей ударил еще трижды, одновременно переместил колено и пригвоздил им к земле свободную руку Данте, которая тянулась за оружием. Потом Доминик передвинул второе колено и оказался верхом на груди Данте, зафиксировав тому руки. Взглянув на изуродованное лицо противника, он обнаружил, что у сатаниста раздроблена глазничная часть лобной кости, сломан нос и с мясом вырван весь пирсинг. Другой давно лишился бы чувств, но Данте, поражая Грея своей выносливостью, высвободил одну руку, вытащил очередной нож и попытался вонзить его в раненое бедро противника. Грей перехватил ему запястье и выгнул назад мизинец так, что раздался треск ломающихся фаланг. Потом снова прижал коленом руку Данте, подобрал с земли нож и поднес острие к горлу головореза.

Еле шевеля разбитыми, непослушными губами, Данте, голова которого превратилась в распухший окровавленный шар, прошептал:

– Maintenant… [27]

Грею хотелось не спешить, обстоятельно и последовательно круша кости Данте и его дух, а потом оставить тонуть в луже собственной крови. Хотелось сторицей вернуть бандиту боль, что он причинил Грею и бесчисленному количеству других людей, многие из которых были беззащитны и ни в чем не повинны. Но он знал, что Данте стал чудовищем не из-за отсутствия боли, а благодаря ее избытку. А еще Доминик знал, что переступить тонкую черту, не позволяющую ему пойти на поводу у своих желаний, значило сократить расстояние между ним и Данте.