Содействие следствию. Вот как это называлось. Я рассказывала им все, что знаю. Показывала то, что было доступно их пониманию.

Мне известно, о чем они думают. Что я все знала. Как я могла не знать? Смотреть ему в глаза, подпускать его так близко и не знать…

Им хочется верить, что я знала. Потому что, если не знала я, откуда было знать им?

Три дня я прячусь. Не хожу в ресторан. Не открываю. Не закрываю. Никто не спрашивает. Никто не хочет ко мне приближаться.

На третий день Юванда входит в спальню с чашкой чая и кружкой кофе.

– Не знала, что ты предпочтешь, – говорит она. – Похоже, я многого о тебе не знаю.

Я морщусь. Юванда извиняется. Я уверяю, что всё в порядке.

Мы разговариваем. Самую малость. Эрик присоединяется к нам, усаживаясь на край кровати. Они не хотят лезть с расспросами, да и у меня не слишком много ответов. Я рассказываю им о переписке. Говорю, что мы с Эйданом какое-то время встречались. Они не спрашивают, что именно это значит.

Однажды полицейский отчет станет достоянием общественности. Его прочтут люди, сотни людей, которых я знать не знаю.

Отныне произошедшее не принадлежит мне.

Юванда качает головой.

– Ты оставалась с ним наедине. Поверить не могу, что все это время ты была с ним, а мы не знали…

Я поднимаю руку, останавливая ее. Не хочу говорить о нем и о причинах, по которым не хочу о нем говорить. Не желаю вдаваться в объяснения.

Я не в состоянии объяснить.

Эрик меняет тему:

– Ресторан. Есть идеи, что с ним теперь будет?

Я думала об этом три дня. Но прежде чем принять решение, я должна дать ему последний шанс.

Это ресторан моего отца. Он был мне в некотором роде как дом. Неидеальный, и я часто злилась на него, но все же дом.

На четвертый вечер, надев свежую рубашку и малиновый фартук, я еду в центр города.