– Мне жаль это слышать, – сказала Тельма, размышляя, что же добавить дальше.

– Там что-то есть. – Келли-Энн смотрела на них; ее глаза были хрустальными от слез, а голос упал до приглушенного шепота. – Они говорят, там что-то есть.

Все трое уставились на нее.

– Я больна, – выдохнула она, – я правда больна.

Тельма вознесла еще одну быструю молитву о наставлении, в то время как Пэт приготовилась к тому, что Келли-Энн снова набросится на нее. Но тут заговорила Лиз:

– Келли-Энн.

Во второй раз за это утро Тельма вспомнила о Клеопатре. Только на этот раз ею стала не Келли-Энн, а Лиз.

– Келли-Энн, – повторила она. – Как ты могла?

Пэт с недоумением посмотрела на подругу, но Лиз не сводила взгляда с Келли-Энн. Тревога на ее лице уступила место гневу.

– Как ты могла убить собственную мать?

* * *

Из книг и фильмов Пэт знала, когда людям предъявляют обвинение в убийстве, они, как правило, действуют одним из трех способов.

1) Пытаются отмести это как шутку, заявляя со смехом, что обвинитель, должно быть, сошел с ума.

2) Нападают на своего обвинителя (при этом их часто каким-то образом сдерживает, скажем, представитель закона).

3) Предпринимают энергичную, но в конечном итоге обреченную на провал попытку бегства.

* * *

Келли-Энн не сделала ничего из вышеперечисленного (не то чтобы кафе садового центра действительно способствовало этому, уж точно не пункту 2 или 3). Вместо этого ее лицо застыло, на долгое мгновение задрожало, а затем что-то внутри словно сломалось, и она разразилась шумными рыданиями, опустив голову на руки, ее золотистые волосы разметались по столу. (Все отметили, что корни не мешало бы подкрасить, но никто из них впоследствии не упомянул об этом.)

В голове Пэт промелькнули две мысли: первая была – почему люди так любят рыдать, уткнувшись лицом в стол, а вторая, сразу же подавленная, – и она тоже… она тоже думает, что я способна привлечь молодого любовника.

Тельма ни за что не смогла бы объяснить, как именно Пэт удалось взять ситуацию под контроль. Не успела она оглянуться, как они с Пэт уже проводили Келли-Энн в кабинет управляющего (пахнущий торфом закуток, заставленный чем-то, что напоминало завернутых в пленку керамических черепах). И вот она уже сидела, сжимая руку плачущей женщины, пока Пэт пыталась (раз за разом) дозвониться до полиции, а Келли-Энн все говорила и говорила. За годы работы Тельма сталкивалась со многими детьми (и взрослыми), которые, когда им предъявляли доказательства их проступков, категорически отрицали самые весомые улики. Келли-Энн вела себя иначе. Она все время говорила об ужасном стечении обстоятельств, чудовищном психическом напряжении (и необходимости обратиться к психиатру, или эзотерику, или к ним обоим) и о том, что в конечном итоге она испытывает облегчение, потому что ей дали возможность объяснить произошедшее.