В коридоре было пусто. Тихо выйдя наружу, Леона мягко прикрыла за собой дверь и начала двигаться вперед от стены к стене. Если б она случайно на кого-то наткнулась и дело дошло до драки, то победить в одиночку было бы нереально. Оружия у нее не было, оказать сопротивление она бы не смогла, и ее наверняка связали бы так же, как ночью.
Чем ближе Леона подходила к центру мечети, тем светлее становилось в коридоре. Фонарик уже был не нужен. Ноги сами повели ее быстрее. Только б они все спали! Но главное было выбраться наружу, после этого уже можно будет подумать обо всем остальном.
Наконец Леона добралась до центрального зала, купающегося в золотых лучах. Глядя на эту божественную картину, остановилась посреди зала и, сложив ладони, помолилась. Она всегда взывала к высшим силам именно так, не забывая о том, что она японка.
Пройдя через круглый зал, Леона вновь попала в коридор. Еще некоторое время виднелось свечение из-под купола. Обычно в светлое время суток она никогда не чувствовала тревоги, однако сегодняшнее утро было каким-то другим. Откуда-то потянуло запахом крови. Стало тревожно. Запах постепенно становился все сильнее, и наконец она увидела под ногами огромную лужу крови.
Ноги затряслись. Неужели что-то случилось? Может, кто-то получил здесь тяжелую травму?.. Однако поблизости никого не было. Этот панический страх начал уже ей надоедать. Главное, чтобы этим несчастным не оказался кто-то из важных для нее людей – Эрвин, Оливер или Берт, например…
В коридоре опять становилось все темнее, и ей пришлось снова включить фонарик. Но он светил не очень далеко, поэтому она просто направила его себе под ноги.
Почему-то именно сейчас Леона снова ощутила горячее желание сыграть Саломею. Это был хороший признак – значит, ее тело восстановилось. Когда к ней возвращалась энергия, внутри у нее поднимался и боевой дух.
Она не знала, почему ее столь влекло к Саломее. Леона по-своему интерпретировала ее образ, и, пожалуй, ее трактовку не понял бы ни один мужчина. Не говоря уже о ревностных христианах, еженедельно ходивших на мессу.
Леона считала Саломею трагическим персонажем. Она была готова отдать всю себя без остатка любимому мужчине, а тот даже не позволил себя поцеловать. Стоило ей приблизить к нему лицо, как он отталкивал ее, и в лучшем случае ей удавалось обнять его за ноги. Да, она велела отрубить ему голову – но на самом деле она была чиста сердцем, ведь сделала это лишь из желания прикоснуться к его губам.
Для Леоны Саломея не была жуткой злодейкой из Священного Писания. История роковой, безрассудной страсти, в которой дело дошло до смертоубийства, была прямо-таки пропитана азиатским духом. Леону глубоко трогала и привлекала в ней восточная ментальность в сочетании с какой-то невыразимой, безграничной печалью. К тому же в жилах самой Леоны тоже текла восточная кровь, и именно поэтому она была уверена, что никакая белая актриса не сможет столь же революционно воплотить на экране Саломею, как она. Какие бы трудности ни возникли на ее пути, она обязательно сыграет ее. А тех, кто встанет на ее пути, она не пожалеет.