Леона никому в этом не признавалась, но ей хотелось внести свою лепту в улучшение образа Японии и ее народа. До прибытия в Америку она даже не воспринимала себя как японку. Из азиатов центральную роль в Лос-Анджелесе играли китайцы и корейцы. В Голливуде их тоже было немало – тот же Берт Эстин родом из Китая. Чего не скажешь о японцах, чье присутствие здесь было минимальным. Среди работников Голливуда их вообще почти не было. По кабельному телевидению часто шли программы на китайском и корейском языках, однако на японском таких не было. Леона поспрашивала, много ли здесь японцев, но ей сказали, что их много разве что в Торрансе[53].

Интересуясь ее происхождением, многие коллеги по цеху произносили фразу: «Ты китаянка или кореянка?» Слово «японка» не прозвучало ни разу. Возможно, отчасти дело было в том, что в английском языке сложилась именно такая устойчивая форма вопроса, и со словом «японка» она звучала уже не так ритмично.

В беседах с ней люди старшего возраста частенько упоминали так называемый день позора, когда японцы внезапно атаковали базу Перл-Харбор на Гавайях. Леона знала, что американцы до сих пор злятся на них. Атака произошла до официального объявления войны, поэтому воспринималась американцами как разбойное нападение.

С момента прибытия в Штаты она узнала о Перл-Харборе много чего нового. Оказывается, правительство Японии приказало своим дипломатам передать американцам меморандум за тридцать минут до нападения, причем по соображениям секретности сотрудники посольства должны были лично расшифровать телеграмму. Из-за того что дипломат по фамилии Окумура, которому было поручено это дело, плохо знал шифр, посол Номура и спецпосланник Курусу вручили документ госсекретарю Халлу только в восемь тридцать пять утра по гавайскому времени, когда с начала атаки прошло уже сорок минут. Понятно, что американцы были в ярости.

Еще ей рассказывали, как американцы представляли себе японцев в то время. До войны их считали обезьяноподобными, умственно неполноценными людьми, стоящими на более низкой ступени развития и способными лишь слепо подражать остальным. Считалось, что у всех них страшная близорукость и дальтонизм и что они не могут обходиться без очков. Что японские самолеты сделаны из бамбука и бумаги, и если поджечь их зажигалкой, то они рухнут на землю. Удивительно, но в это верило большинство американцев, включая интеллигенцию. Впрочем, такие стереотипы существовали не только в Штатах. Когда японская авиация потопила «Принц Уэльский» и «Рипалс»[54], британский флот телеграфировал, что их атаковал «Мессершмитт» с японским флагом – никто и не думал, что японцы способны управлять самолетами. Прошло пятьдесят лет, про японцев стали знать больше, но, в сущности, ничего не изменилось. Здесь, в Америке, их практически не замечали. Поэтому Леона твердила себе, что должна стараться изо всех сил ради своего народа.