Белый туман, клубившийся в моей голове, мгновенно рассеялся, уступив место прозрачной пустоте.
Я как будто сам превратился в пустую оболочку.
– Взяв в руки письмо, она прочитала на нем имя «Кёко», написанное как «京子» – так похоже на ее собственное имя – «Рёко», «涼子». Затем то, что было лишь хаотическим
– Так у нее… раздвоение личности или что-то в этом роде? – уточнил Киба.
– Да, хотя и несколько отличающееся от общепринятого определения раздвоения личности. Как бы то ни было, ситуация изменилась на прямо противоположную. В результате «Кёко», вероятно, начала угрожать Сугано-си, запугивая его. Если б в обществе узнали о том, что он сделал, – это было бы для него равносильно смертному приговору. Не протестуя, Сугано-си предоставлял ту комнату для тайных свиданий «Кёко» и Макио, и дошло даже до того, что он взял на себя унизительную роль посыльного, доставлявшего любовные письма. Однако в тот самый момент, когда Макио, возлюбленный «Кёко», отчаялся на ней жениться и уехал, Сугано стал ей больше не нужен.
– Что же случилось с Сугано? Неужели она… – У директора клиники было такое лицо, будто он вот-вот заплачет. – Неужели и Сугано тоже…
– Теперь мы этого уже не узнаем. К тому же это не имеет прямого отношения к данному делу. Однако, когда Макио уехал, а вслед за ним сразу же исчез Сугано-си, своевольная и необузданная, распутная и, в довершение всего, опасная личность «Кёко», столкнувшись с серьезным поворотным моментом в своей жизни – беременностью и предстоящими родами, – буквально разрывалась в клочья. Как дикое животное.
– Это моя вина, – сказала Кикуно.
– Этого нельзя утверждать с уверенностью. Однако вы, в точности повторив по отношению к Рёко-сан поступок вашей матери по отношению к вам, по меньшей мере передали ей по наследству «проклятие» семьи Куондзи. И это, несомненно, нанесло «Кёко» болезненную рану.
Пожилая женщина, перестав даже дрожать, молчала.