Дэн вскинул руку, посмотрел на увесистые часы:

— Уже сегодня днем мы встречаемся в гостинице, и он проводит меня в аэропорт.

— Знаешь, Дениска, я так думаю, что теперь мы не должны потеряться и просто обязаны еще раз встретиться! — проговорил Женя, разливая по бокалам очередную порцию виски.

Они выпили, закусили, и в комнату опять ненадолго пришла тишина, но другая, наполненная событиями прошлых пережитых лет, плотно изложенных и красиво упакованных. Каждый плыл в своем потоке жизни, переживая свои радости и горести, и вдруг стоп — поворот.

Как же невероятны как бы случайные встречи!

— Послушай, Жека, — встрепенулся Денис, — ты сказал, что уже полковник и работаешь начальником отдела, я не ослышался?

— Да нет, — с грустью в голосе ответил Женя, — пока еще работаю и, как в песне поется, «…а до пенсии четыре шага…»

Денис неожиданно весь напрягся, губы у него дрогнули, и он почти шепотом произнес:

— Тебя сам бог мне послал…

— Ты чего там, Дениска, шепчешь? — улыбнувшись, спросил Женя. — Давай лучше накатим за нас и еще раз за нашу «голубятню».

— Конечно, наливай, а то мы вроде и выпиваем, но ни в одном глазу… — сказал Денис, глотнул виски и внимательно посмотрел Кудрину прямо в глаза.

— Ты знаешь, Жека, — тихо сказал Денис, — точно меня бог привел снова к тебе! И, видимо, все эти годы он делал все, чтобы наши дороги вновь пересеклись. Коль так уж вышло, я хочу тебе кое-что рассказать о своей семье, чего ты не знаешь. Долгие годы это была наша семейная тайна, говорить о ней было опасно, но сейчас уже можно, и я хочу именно тебе… Ты — второй человек, кому я это рассказываю.

— Почему второй? — удивленно спросил Кудрин.

— Я потом отвечу на твой вопрос, — ответил Денис, — хочу, чтобы ты помог мне, а в чем — послушай и сам все поймешь…

Осенью 1969 года, когда наш оркестр вернулся с гастролей по Уралу, я получил телеграмму от матери, что бабушка совсем плоха, просила приехать в Москву. Поскольку после гастролей образовался интервал в концертах, наш руководитель оркестра дал мне краткосрочный отпуск, и я прилетел в Москву. Бабушке действительно было очень плохо, она уже не вставала с постели и почти ничего не ела, но моему приезду очень обрадовалась и долго гладила рукой мои волосы, говоря при этом, что такие же густые волосы были у моего деда.

На следующий день после приезда мать пошла на работу во вторую смену, а я остался с ней. Бабушка попросила меня сесть рядом с ней на стул и вынула из сумки, стоящей у ее изголовья на тумбочке, небольшую потертую кожаную коробочку. Открыв ее, она извлекла старую фотографию, на которой во весь рост стоял высокий широкоплечий человек с небольшой бородкой и горбатым носом, держащий за руку маленького ребенка.