Последний узел распутан, и Колин свободен.

— Вставай, — сказала я. — Тебе надо подвигаться.

Он перекатился, не в состоянии подняться на ноги.

— Держись, — я протянула ему руку, но он покачал головой. — Надо восстановить циркуляцию крови. Потри руки и ноги изо всех сил. Давай я помогу.

— Ничего не выйдет, — сказал он. — Я не могу.

— Разумеется, можешь, — возразила я, растирая его еще более резкими движениями. — Надо, чтобы кровь нормально циркулировала в пальцах рук и ног.

Его нижняя губа задрожала, и я почувствовала острый приступ жалости.

— Вот что я тебе скажу. Давай отдохнем.

Даже в полумраке его благодарность нельзя было не заметить.

— Теперь, — сказала я, — расскажи мне о крови на ступеньках фонтана.

Может, это нечестно, но я должна знать.

При слове «кровь» Колин в ужасе съежился.

— Я этого не делал, — прокаркал он.

— Что не делал, Колин?

— Не убивал Бруки. Не втыкал эту тыкалку ему в нос.

— Он жестоко с тобой обращался, так ведь? Не оставил тебе выбора?

— Нет, — сказал Колин, как-то ухитрившись встать на ноги. — Не так. Все было совсем не так.

— Расскажи мне, что произошло, — попросила я, удивляясь собственной невозмутимости в такой мудреной ситуации.

— Мы были приятелями, Бруки и я. Он рассказывал мне истории, когда мы не занимались металлоломом.

— Истории? Что за истории?