Я бросилась вперед, спотыкаясь о валяющиеся камни, чувствуя влагу в туфлях из-за протечек в коридоре. Руки кровоточили от того, что я цеплялась за грубые стены в поисках опоры.

А вот и он…

— Моя прекрасная ле-е-еди, — пел он.

— Все хорошо, Колин. Можешь прекратить. Где ключ?

Он моргнул на свету, затем уставился на меня странным обиженным взглядом.

— Сначала развяжи меня, — хрипло сказал он.

— Нет, сначала ключ, — возразила я. — Чтобы ты не сбежал с ним.

Колин охнул, медленно перекатываясь на левый бок. Я залезла в его карман — уфф! — и достала железный ключ.

Когда Колин переворачивался, я увидела, что его запястья крепко связаны у него за спиной и прикручены веревкой к железной трубе, поднимавшейся вертикально перед тем, как исчезнуть в крыше.

Бедный мальчик, вполне может быть, просидел тут несколько дней!

— Должно быть, ты в шоке, — сказала я, и он снова посмотрел на меня с таким откровенным замешательством, что я подумала, знает ли он значение этого слова.

Я сражалась с узлами. Усилия Колина освободиться и влага из сочащихся водой стен ужасно стянули веревку.

— У тебя есть нож?

Колин покачал головой и отвел взгляд.

— Что? Нет ножа? Ну же, Колин, бойскауты рождаются с ножами.

— Они забрали его у меня. «Можешь пораниться» — вот что они сказали.

— Ладно. Наклонись вперед. Я попробую ключом.

Поставив фонарь на землю, так чтобы его свет отражался от стены, я набросилась на узлы рабочей частью ключа.

Колин постанывал, всхлипывая каждый раз, когда я прикладывала усилие к путам. Несмотря на сырую прохладу в туннеле, у меня со лба на веревку, и без того пропитанную влагой, капал пот.

— Держись, — сказала я ему. — Я почти справилась.