Мой же караван движется вперед, я не жалуюсь на судьбу.
— И никому не лили в жилетку слезы, что живете на окраине Бруклина, на периферии общества, на отшибе, где-то в Кони Айленд?
— И никому не лили в жилетку слезы, что живете на окраине Бруклина, на периферии общества, на отшибе, где-то в Кони Айленд?
— Для меня Кони Айленд, как для Владимира Солоухина Олепино или для Виктора Астафьева Овсянка…
В своем садике я нахожусь по десять часов в сутки, дышу океанским воздухом. В беседке со мной живут кот Отелло и его подруга Дездемона. Если я хочу развлечься, сажусь на автобус и через 10 минут подъезжаю к самому крупному в мире аквариуму. Там несколько дельфинов. Самого симпатичного я называю Леша в честь Алексея Маркова, чью ободряющую улыбку я «взял с собой» накануне моего отъезда из Москвы.
Кроме того, не забывайте, что я живу в двух кварталах от океана и летом, если не уезжаю, ежедневно купаюсь.
В бытовом смысле у меня есть все необходимое для жизни, в том числе, отсутствие телевизора. Я не люблю убивать время на телевизор.
— Мало того что вы живете на отшибе Нью-Йорка, вы еще и не смотрите на телеэкран?
— Мало того что вы живете на отшибе Нью-Йорка, вы еще и не смотрите на телеэкран?
— А зачем? За последние годы я побывал на всех континентах, все видел своими глазами.
— Вы автор теории автокинеза, написали об этом еще в Союзе. В чем его суть, секреты?
— Вы автор теории автокинеза, написали об этом еще в Союзе. В чем его суть, секреты?
— Это секреты рассекреченные. Главное в том. чтобы все время находиться в состоянии влюбленности: в свое дело, в жизнь, в друзей, в женщину.
— И у вас, простите, есть такая женщина?
— И у вас, простите, есть такая женщина?
— Конечно. К сожалению, она проживает в другом городе, даже в другой стране. Но мы переписываемся.
Хотите, я прочитаю вам стихи, ей посвященные?
— Еще бы…
— Еще бы…
Часы моего общения в Нью-Йорке с Виктором Уриным не забудутся никогда. Это действительно человек-Везувий: максимум эмоций и информации о поэзии, о поэтах в минимум времени, яркость, парадоксальность, неожиданность суждений, страстность и темперамент, которым невозможно не восхищаться. И во всем этом безумная преданность поэзии, главному делу всей жизни. Еще раз вспоминаю о том, как высоко ценили и стихи Урина, и его человеческие качества такие разные люди, как Анна Ахматова и Сергей Городецкий, Виктор Шкловский и Ирина Одоевцева, Назым Хикмет и Пабло Неруда, Эрнст Неизвестный и Андрей Вознесенский… Я мог бы продолжать и продолжать. В эмиграции Виктор Урин действительно не сгинул, не пропал, он стал, символически говоря, чуть ли не центром мировой поэзии. Да, да, это серьезно! То, что делает Урин по обьединению поэтов разных стран и континентов, уникально: организация фестивалей мировой и (отдельно) русской поэзии в Чикаго, в Нью-Йорке, в разных столицах мира, переписка с поэтами, формирование библиотеки «Глобуса поэзии», пестование молодых дарований. Стихи одного из его учеников Влада Толмачева я привез в Москву, и они опубликованы.