И все же власти предержащие серьезно озабочены тем, что молодежи плохо передается эстафета патриотических чувств, свойственных поколению, пережившему войну. Издаются указы, критикуются фильмы, устраиваются встречи с писателями и все — с одной целью: с самого раннего возраста молодежи внушают, что она должна платить дань уважения тем, кто пал в войне. В моей памяти неизгладимо запечатлелись сцены, когда 11—12-летние дети, мальчики и девочки, стоят в почетном карауле у памятников павшим на войне. Я вспоминаю Одессу и памятник, возвышающийся над морем. Это было ветреным осенним днем; небо было сплошь покрыто тучами, ветер гнал по морю белые барашки, и четверо детей в форме юных пионеров — красные галстуки, белые рубашки, синие брюки или юбки — прямо и неподвижно, словно солдаты, стояли у четырех углов памятника. Я со своим экскурсоводом подошел как раз в момент смены караула. Мы остановились и стали наблюдать. Смена приближалась по длинной дорожке. Ребята ритмично размахивали руками, их мешенный шаг напоминал чеканную поступь солдат КГБ, стражей Мавзолея Ленина в Москве. Только похрустывание гравия в такт их шагам нарушало безмолвие. Дети были молчаливы, сосредоточены; чувствовалось, что они с полным сознанием выполняемого ими священного долга стоят в карауле во имя своей Отчизны. Такая церемония — явление того же порядка, что и настоящее военное обучение, проводимое в средних школах в общесоюзном масштабе, всеобщая воинская повинность для граждан, достигших 18 лет, и серьезно поставленное преподавание военных дисциплин в высших учебных заведениях, где студенты проходят обязательную программу подготовки офицеров запаса. Мы впервые столкнулись с этой сетью военной подготовки гражданского населения, когда наша 11-летняя дочь Лори приняла участие в игре «Зарница». Игра была организована на Ленинских горах для учеников 6 и 7 классов и проводилась под руководством военного инструктора школы, которую посещала Лори. Все это весьма напоминало бы игру в летнем детском лагере, состоящую в том, чтобы прятать и находить флаг, если бы не абсолютная серьезность, с какой здесь к этому относились. Придя домой, Лори рассказала нам, что всех участников игры (все это были дети в возрасте от 11 до 13 лет) военный инструктор в форме сначала муштровал, показывая, как маршировать, как делать повороты направо и налево. Дома, в нашей гостиной, Лори все это продемонстрировала. Детей разбили на две группы; тот, кто попал в первую, должен был пришить к рукаву синий лоскуток; тот, кто во вторую — зеленый. «Синие» получили задание рассыпаться среди холмов, наподобие партизан, а «зеленые» должны были ловить их, срывать с пойманных нашивки и уводить в плен. «Слишком долго играть мы не могли, потому что было очень холодно, — рассказывала Лори. — Земля была покрыта снегом. Меня поставили сторожить пленных, и я замерзла». Вся игра, включая муштру, длилась около четырех часов — и это после занятий в школе. Такая же игра проводится и в других школах. Для учеников более старших классов она усложняется: инструктор вводит в игру элементы боевой тактики. Играя в теннис неподалеку от Ленинских гор, я увидел детей, бегавших группами по лесу, — они играли в «Зарницу». Один знакомый американский студент рассказывал, что был просто потрясен, увидев такую сцену: группа студентов, одетых в темную форму моряков, не только захватила в плен своих «врагов», но и организовала церемонию их казни: «пленных партизан» выстроили вдоль стены и изображали их расстрел. Жертвы падали и «умирали» очень натурально.