Махатма по-прежнему отказывался от любых средств подпольной борьбы. В газете «Молодая Индия» от 11 ноября 1924 года он писал: «Я не пользуюсь методами подпольной борьбы и не знаю другой дипломатии, кроме следования правде. Мое оружие — неприменение насилия». Трудно заподозрить Ганди в неискренности, но не мог же он читать в душах своих сторонников.

Человек, бросивший 5 апреля 1927 года в Дели бомбу в парламент, где за день до того президент Королевской комиссии по делам Индии сэр Джон Симон в своем докладе плохо отозвался об индийском национализме, вряд ли читал газету «Молодая Индия».

24 августа 1930 года к власти пришли лейбористы. Премьер-министром вновь стал Рамзей МакДональд, пробывший недолгое время министром иностранных дел. Он интересовался Индией и написал о ней две книги. Но тот, кого Черчилль назвал «человеком без костей», к тому же не отличавшийся крепким здоровьем, не обладал достаточным авторитетом, чтобы провести реформы, о которых он писал, но в которые он вряд ли верил.

В Индии тем временем повсеместно обсуждалась фигура Ганди. Справа его философию неприменения насилия критиковала группа националистов, во главе которой стоял мэр Калькутты Дас, основавший «Партию независимости». Слева Махатма попал под обстрел критики коммунистов, которые упрекали его в том, что тот якобы поддерживает капитализм и служит своей философией интересам элиты, враждебной массам трудящихся.

Ганди пытался отвечать тем и другим критикам: «Неприменение насилия — это самое высшее качество души, но оно имеет и свои пределы. Но если все средства его исчерпаны, то активное сопротивление надо направлять разумно и сдерживать, что, естественно, нелегко».

Против капитализма Ганди боролся, направляя выступления трудящихся против эксплуатации, действуя как самый передовой коммунист, призывая допустить рабочих к управлению предприятиями, на которых они работали. Но он не верил в классовую борьбу, в диктатуру пролетариата, в насильственную революцию, сеющую ненависть. «Весь мой опыт противится такому насилию», — говорил он. Ганди не был коммунистом в том смысле, какой вкладывали в это слово агенты Коминтерна.