Анализ социально-демографических характеристик «гордящихся» позволяет сделать вывод о том, что в большей степени гордятся своей страной и ее историей периферийные группы, нуждающиеся в «декомпрессии» или «в компенсации» сознания своей неполноценности, а потому воспроизводящие прежние, позднесоветские представления о державном величии, группы с ограниченными ресурсами либо пожилые и образованные люди, преувеличивающие значимость своей роли «старожилов и хранителей памяти», испытывающие сильнейший дискомфорт и напряжения коллективной идентичности после развала СССР[364]. Напротив, молодежь, сохраняя по сути ту же структуру демонстративного почитания предметов национальной гордости, гораздо сильнее идентифицирует себя с правлением Путина, с его примитивной и агрессивной манерой поведения районного «кума», ставшего, однако, более лощенным и мстительным, что, собственно, и позволило ему стать персонификацией подавленных комплексов провинциальных подростков-троечников и образцом мужского («мачо») для большей части российских женщин. Для молодежи «стабилизация» положения страны при Путине, то есть восстановление репрессивного государства, оказывается более важным обстоятельством, чем «индустриализация и превращение страны в одну из ведущих промышленных держав», статус которой в настоящее время более чем сомнителен, или чем «моральные качества русского народа», которые молодежь вообще не воспринимает как самодостаточные сущности, а лишь в символическом противопоставлении «чужим» (мифологизированным США, Западу и т. п.). Еще более сильно выражены эти характеристики в предметах национального стыда – здесь заметно выше удельный вес пожилых женщин, пенсионеров, провинциальной интеллигенции или, напротив, низкообразованных и низкостатусных групп.

Интенсивность (частота) высказываний о прошлом у пожилых людей в 1,6 раза выше, чем у молодежи. Но в возрасте после 65 лет объем «памяти» россиян о событиях прошлого резко сокращается. Дело не только в социально-физиологических особенностях сознания старых людей, утрате интереса ко всему, что не касается непосредственно обстоятельств повседневного существования человека, выпадающего из активной социальной жизни, но и в характере полученных им знаний. Поэтому возьмем для сравнения две крайних возрастных категории (но не самую старшую).

Сравнение ответов респондентов разного возраста указывает на сохранение структуры национальной идентичности, однако сама острота комплекса (сочетание противоположных самоопределений) у молодых выражена заметно слабее. Это указывает на медленный процесс общей эрозии советской идентичности. При этом не заметно, чтобы ее компоненты замещалась новыми ценностными представлениями. Рост удовлетворенности жизнью при Путине (связанный с периодом благосостояния и появлением у молодых некоторых характеристик, свойственных «потребительскому обществу» в 2003–2012 годы) снижает значимость достижений советского времени (символы индустриализации, авторитет интеллигенции, моральное превосходство русского народа), равно как и угнетающих переживаний из-за краха самого СССР, преступлений государства при Сталине, бедности жизни, ограниченной и неумной власти, морального убожества и грубости самого населения, отсталости от Запада.