Каждая из этих характеристик представляет собой механизм управления антиномическими по своему происхождению или сфере бытования ценностными значениями. Подобное положение индивида требует от него постоянного выбора или решения в обстоятельствах, когда ему навязываются варианты поведения, трудно совместимые с его собственными желаниями. Сочетания взаимоисключающих самоопределений или норм действия придает всему образцу неустранимый характер двоемыслия. В этом, собственно, и заключается основная функциональная роль этого образца – соединить несоединимое: официальный пафос «героического служения», «самопожертвования» с вынужденным аскетизмом и хронической бедностью[346]; энтузиазм «творческого труда» с низкой зарплатой, порождающей полную незаинтересованность в результатах работы; имперскую спесь и этническую идентичность; подавление субъективности (коллективная самоцензура в науке и искусстве, эпигонство в интеллектуальной сфере) и преклонение перед мертвым классическим наследием; участие в общественных делах и разрушение гражданской солидарности; призывы осваивать всемирную культуру и массовые фобии перед чужим и незнакомым и т. п.
Сохранение режима могло обеспечиваться только систематическим (относительным) понижением интеллектуального и морального уровня в обществе. По отношению к человеку это ведет к тому, что самыми понятными, задающими принцип интерпретации всех событий во внутренней или внешней политике оказываются самые примитивные, чаще всего – выстроенные по модели экономического детерминизма объяснения (по схеме: кому выгодно?), вульгаризированные мотивы действия. Ценностные мотивы человеческого поведения на любом уровне социальной системы редуцированы до минимума, до уровня соседской склоки. Такой человек подозрителен в отношении всего «иного» и «сложного», которое идентифицируется им как чужое и угрожающее, недоверчив, ибо не знает более сложных и высоких форм гратификации, пессимистичен, поскольку весь опыт свидетельствует о том, что государственная власть использует его как ресурс собственного существования, пытаясь по возможности решать свои проблемы за счет населения, всегда ценой снижения уровня жизни и благополучия, и пассивен, так как любые частные усилия добиться чего-то лучшего в этой жизни могут стать основанием для репрессий и жестких санкций со стороны как власти, так и окружающих. Зная, что добиться чего-то, выходящего за рамки «допустимого для всех», невозможно, этот человек хронически тревожен[347]. Любые состояния неопределенности, многозначности, резкого усложнения ситуации вызывают в нем смесь фрустрации, агрессии и астении, внутреннего «психологического» истощения, так как длительное подавление извне мотивов достижения, работы для себя, самообеспечения парализовало в нем механизмы самоорганизации и поддержания себя в активном состоянии[348]. Поэтому этот тип человека характеризуется специфической индивидуальной безответственностью, склонностью к переносу вины за свое положение на любых значимых других – правительство, депутатов, чиновников, начальство, западные страны, приезжих и любых других, но никогда не на самого себя.