Таким образом, появление и сохранение такой композиции черт («советский человек») подкреплены соответствующими механизмами социального контроля, а значит – набором различных санкций и гратификаций. Предназначение этой идеально-типической конструкция человека – быть инструментом не описания, а объяснения устойчивости системы. По мысли Левады, «советский человек» – это не специфический национальный тип («русского») человека, а обобщенная модель человека тоталитарного и посттоталитарного общества-государства, имеющая парадигмальное значение для целых эпох незападных вариантов модернизации и тоталитарных режимов (в фазе их распада). Эта модель должна находиться в ряду таких генерализованных типов, как «человек играющий», «человек экономический», «авторитарная личность», «человек традиционный» и др.

Описываемый нами «советский человек», как не раз подчеркивал Левада, это идеально-типическая конструкция посттоталитарного человека (человека на поздних фазах рецепции идеологемы «нового / советского человека» и ее реализации в общественной практике). Она фиксирует социальные последствия принятия обществом этого нормативно-ценностного образца коллективного поведения (паттерн) и эмпирические свидетельства его эрозии и распада. В этом плане особенности массового поведения, фиксируемые в ходе массовых опросов и описываемые Левадой и его сотрудниками в качестве характеристик «советского человека», не могут и не должны интерпретироваться как поведение отдельного или реального человека или некой особой «группы». «Советский человек» – синтетическая конструкция, предназначенная для интерпретации наборов различных социальных характеристик (стандартов идентичности, комплексов, стратегий действия: адаптации, консолидации, протеста, достижения, выражения страхов и т. п.), распределение которых в разных социальных группах или средах может (и должно) существенно различаться. И эти различия, собственно, и фиксируются с помощью данной модели взаимосвязи институциональных форм и антропологических характеристик. Сравнивая идеальный тип с данными опросов (мнениями людей), мы можем говорить о большем или меньшем соответствии поведения людей, относимых к разным социальным группам или социальным средам, нормативному образцу. Поэтому не обязательно, чтобы совокупность этих черт или свойств была присуща подавляющему большинству населения. Задача заключается в том, чтобы в ходе анализа образцов установить их функцию: играют ли они «символическую», «нормативную» (предписывающую») или «регулятивную», обозначающую или санкционирующую роль. Важно, чтобы хватало достаточных оснований для того, чтобы можно было говорить о наличии взаимосвязи между группой или институтом (то есть общими конструкциями коллективного поведения, идентифицируемыми в качестве «института» или «группы») и «человеческими свойствами», для того чтобы делать вывод об обусловленных ими социальных следствиях или зависимостях «человеческих представлений» от морфологической и функциональной структуры общества.