Светлый фон

На основании этих показаний ассистенты комиссара Микфельд и Бауман с тревогой заподозрили, что в ночь с 22 на 23 марта разыгралась гомосексуальная трагедия любви и ненависти. Неужели Хуссман убил своего друга, который пытался отделаться от него? Гельмут был кастрирован, это в стиле подобных убийств, история преступлений знает много подобных случаев. В то же время доктор Луттер предоставил комиссару Клингельхёллеру новые детали дела. Фрида Блёмкер, одна из двух домработниц директора Кляйбёмера и пациентка доктора Луттера, сообщила, что в ночь убийства Хуссман явился домой только после половины четвертого, а она еще 21 марта видела в доме складной нож. В тот же день доктор Луттер был вызван к директору Кляйбёмеру, с которым случился сердечный приступ, и услышал от фрау Кляйбёмер странные слова: «Детская душа – потемки».

В связи с новыми показаниями исследования доктора Луттера стали для Клингельхёллера откровением. Кровь на одежде человеческая, а это опровергает все попытки Хуссмана объяснить, откуда следы крови взялись на его обуви и одежде. Не было никакой убитой кошки и раздавленной лягушки. 27 марта Клингельхёллер решил поразить Хуссмана известием, что кровь на его одежде человеческая, чтобы заставить признаться в убийстве.

В тот же вечер в 20.30 комиссар арестовал Хуссмана и до часу ночи допрашивал его в присутствии ассистентов Микфельда и Баумана. От этого допроса остался лишь разрозненный протокол, составленный по памяти. Только 28 марта допрос стали тщательно протоколировать, но этот подробный протокол свидетельствовал о том, что Клингельхёллер ни малейшего представления не имел о подлинном значении исследований следов крови.

Комиссар тупо повторял одни и те же вопросы: откуда взялась кровь на ботинках? Откуда кровь на пальто? Откуда кровь на брюках? Он всерьез надеялся, что Хуссман расколется от того, что кровь была определена как человеческая, и не задал ни одного четкого вопроса. Не сказал, например: «Кровь на ваших ботинках точно брызнула сверху с определенной высоты. Вы не запачкались в кровавой луже, потому что обошли ее. Это не кошачья кровь и не лягушачья. Это кровь человека. Вы не смогли вспомнить, когда у вас шла носом кровь. Вы не в состоянии объяснить, откуда взялась кровь на вашей обуви, а я вот могу: вы напали на Гельмута Даубе сзади, перерезали ему горло, а при этом, для устойчивости, выставили вперед правую ногу. Кровь жертвы брызнула и закапала на ваш ботинок». Клингельхёллеру не хватало опыта, вскрытие было сделано некачественно, так что комиссар вообще не представлял, как вести дело дальше. Упоминание о человеческой крови не привело к ожидаемому результату. Хуссман быстро сообразил, к чему клонит комиссар. Он стучал кулаками по столу, пил литрами воду, лицо его дергалось. Хуссман возмущался и оскорблялся, но неизменно овладевал собой – удивительная способность для его возраста. Плевать он хотел на анализ крови и назвал исследование «полным бредом». «Чушь! – кричал Хуссман. – Вздор! Так и пишите – вздор!»