В своем отчете в начале апреля Мюллер-Хесс заключил, что кровь на ботинках Хуссмана – это точно кровь Даубе. «Минимальные следы крови на пальто Хуссмана, какие еще оставались в моем распоряжении, принадлежат той же группе, что и кровь подозреваемого. Следы крови убитого Даубе на пальто Хуссмана, идентичные следам крови жертвы на обуви подозреваемого, обнаружить не удалось, поскольку они были извлечены для другого исследования. Для данного случая было бы весьма ценно, если бы изучение всего комплекса следов проводил один исследователь в одной лаборатории, поскольку оно имеет решающее значение для определения состава преступления. Кроме того, в данных обстоятельствах огромную ценность имело бы полное описание следов крови до их использования – их положение, форма, размер, свойства должны быть запротоколированы».

Если бы… если бы… Посылая свое экспертное заключение в Гладбек, Мюллер-Хесс предполагал, что из-за катастрофических упущений дело безнадежно. Оставалось лишь надеяться, что комиссару удастся напугать подозреваемого. На ботинках следы группы А – пусть объяснит, откуда они, или признает свою вину.

Пока Мюллер-Хесс проводил свои исследования, 31 марта в Гладбеке объявился рабочий Ковальски. Он сообщил «по собственному почину», что, работая в саду школьного директора Кляйбёмера, в рыхлой земле нашел складной нож Карла Хуссмана, якобы, по словам подозреваемого, потерянный в саду 20 марта. Удивительным образом нож был обнаружен на том самом месте, которое ассистенты уголовного розыска тщательно обыскали 23 марта. Еще поразительнее, что Блёмкер, домработница Кляйбёмеров, не могла вспомнить, что она такое заявила доктору Луттеру. Она забыла, когда и где видела этот нож в последний раз, и не помнила, чтобы Хуссман в ночь убийства вернулся домой только в 3.30.

В новых обстоятельствах и по результатам экспертизы из Бонна эссенский окружной прокурор Лингельман обратился за помощью к начальнику Управления прусского регионального уголовного розыска Хагеману. 1 апреля Хагеман командировал в Гладбек двух опытных специалистов из Берлина – Людвига Вернебурга, 45 лет, дипломированного юриста, с 1919 г. комиссара уголовного розыска, начальника «убойного отдела» и одного из известнейших «убойных комиссаров» имперской столицы; и Рудольфа Лиссигкайта, 32 лет, также комиссара уголовного розыска, впоследствии начальника берлинского «убойного отдела». Оба прибыли сначала в Эссен и изучили материалы дела. Лиссигкайт отметил: «Судя по всему, время безнадежно упущено. Тяжкое преступление совершено 10 дней назад, а следствие топчется на месте; местный уголовный розыск как будто недееспособен. Можно было бы сразу уехать обратно. Потерянного не наверстать».