Несладко пришлось и Ягоде, когда в том же марте арестовали комдива Н.К. Кручинкина – начальника Главного управления пограничных и внутренних войск НКВД. Именно в этих войсках, по воспоминаниям старых чекистов, была особая спецчасть, состав которой подобрал лично Ягода. Судя по всему, она подготавливалась для того, чтобы в нужный момент арестовать Сталина и его ближайших соратников.

Однако мучиться сомнениями Ягоде долго не пришлось: 29 марта настал и его черед.

Показания Дрейцера, о которых сказано выше, были не единственной зацепкой в этом деле. По крайней мере, еще одно веское показание было получено примерно тогда же или несколько ранее от И.И. Рейнгольда, участника левой оппозиции, политработника и сторонника Троцкого. Первоначально он занимал крупный пост, потом был исключен из партии, а после «покаяния» вновь оказался восстановлен на руководящей работе. Рейнгольд сообщил не только о создании объединенного блока левых и правых оппозиционеров, который раскинул свою сеть по всей стране и проник во многие государственные учреждения. По его словам, тайная троцкистская организация существовала в РККА; ее возглавляли комкоры Примаков и Путна. Так что эти два военачальника оказались на прицеле у следователей – сразу с двух сторон.

После ареста Ягоды «Клубок» стал разворачиваться все быстрей и быстрей. В апреле 1937-го были арестованы М.М. Ольшанский (заместитель начальника автобронетанкового управления РККА), Г.Н. Кутателадзе (командир 9-го стрелкового корпуса Московского военного округа), К.В. Паукер (бывший начальник отдела охраны правительства), Р.А. Петерсон, а затем дивизионный комиссар М.А. Имянинников (заместитель коменданта Московского Кремля).

Все это время оставался на своем посту Тухачевский. Уже были собраны некоторые косвенные материалы, указывающие на его причастность к заговору. Например, в середине января 1937 года Сталин получил от корреспондента «Правды» в Берлине А. Климова письмо, в котором со ссылкой на достоверные источники в Германии тот сообщал о связи немецких правящих кругов с руководством Красной Армии и лично с Тухачевским.

По-видимому, сходные сведения были получены и от генерала Скоблила («Фермера») из Парижа. В послании упоминались циркулировавшие в белоэмигрантских кругах слухи о том, что в СССР готовится военный переворот. В апреле 1937 года начальник Главного управления РККА комкор С. Урицкий доложил Сталину и Ворошилову, что в Берлине поговаривают об оппозиции советскому руководству среди высшего комсостава Красной Армии.

На Тухачевского скопилось уже много компромата, и кольцо вокруг него стало сжиматься. На параде 1 мая, как мы знаем, поведение маршала ясно показывало, что он это понимает. Еще раньше Тухачевский стал чересчур «баловаться» коньячком, чего ранее за ним не водилось. Сестре он высказал сожаление, что не стал в юности музыкантом (как известно, он неплохо играл на скрипке и даже сам мастерил эти музыкальные инструменты).