Сталин думал, что надо предпринять. Приказал: «Приезжайте в Кремль с Тимошенко. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро».
Дальше, согласно воспоминаниям Жукова, продолжалась постоянная работа Сталина, пытавшегося руководить войсками (хотя в хаосе первых дней это плохо удавалось из-за не налаженной постоянной связи) и организовывать отпор врагу.
В 12 часов дня 22 июня по радио прозвучала речь Молотова о начале войны.
Почему не выступил Сталин?
На этот вопрос и постарался – на свой лад – ответить в своих воспоминаниях Хрущев. Весьма показательно, что его версия оказалась созвучной с фразой, записанной Геббельсом незадолго до начала войны: «Сталин и его люди совершенно бездействуют. Замерли, словно кролик перед удавом».
В хрущевских воспоминаниях есть ссылка на свидетельство Берии (которого по его приказу убили, представив врагом народа): «Сталин был совершенно подавлен морально… И ушел, сел в машину и уехал на ближнюю дачу…
После того как Сталин себя так повел, прошло несколько дней. Мы решили поехать к Сталину и вернуть его к деятельности, с тем чтобы использовать его имя и его способности в организации обороны страны».
Не только слова Жукова, которым можно доверять (ему, в отличие от Хрущева, не было нужды лгать), но и официальные записи, сделанные дежурными секретарями о посетителях И.В. Сталина с 21 июня 1941 года, бесспорно показывают, как напряженно работал Иосиф Виссарионович все те дни.
Вот один из примеров, взятый из воспоминаний А.И. Микояна: «29 июня вечером у Сталина в Кремле собрались Молотов, Маленков, я и Берия… Сталин позвонил в Наркомат обороны Тимошенко. Но тот ничего путного о положении на Западном направлении сказать не смог.
Встревоженный таким ходом дела, Сталин предложил всем нам поехать в Наркомат обороны и на месте разобраться с обстановкой… В Наркомате были Тимошенко, Жуков, Ватутин. Сталин держался спокойно, спрашивал, где командование Белорусским военным округом, какая имеется связь. Жуков докладывал, что связь потеряна и за весь день восстановить ее не могли…
Около получаса поговорили, довольно спокойно. Потом Сталин взорвался: что за Генеральный штаб, что за начальник штаба, который так растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует. Была полная беспомощность в штабе… Жуков… этот мужественный человек, разрыдался как баба и выбежал в другую комнату. Молотов пошел за ним. Мы все были в удрученном состоянии. Минут через 5—10 Молотов привел внешне спокойного Жукова, но глаза у него еще были мокрые…