Горский больше никого не убил, потому что внезапно на него обрушились угрызения совести. По крайней мере, он сам это утверждал и добавил, что, попив дома чаю, собирался застрелиться на чердаке, но побоялся расстроить близких.

На вопрос прокурора, что ему плохого сделали Жемарины, гимназист ответил, что хозяева к нему очень хорошо относились.

Оставался еще главный вопрос: почему преступник не взял ничего ценного? И ответ гимназиста мог показаться невероятным: «Не могу вспомнить. Это мне представляется неясно, как бы в тумане».

Слова подсудимого подтверждали мнение тех исследователей романа Достоевского, которые считали, что Родион Раскольников совершил свои преступления в замутненном сознании, то есть в момент временного помрачения. Вспомните его слова: «Это не я убил. Это черт убил».

Многие возразят, что это очень удобное оправдание, тем более что почти все действия преступника выглядят продуманными заранее. Но даже манипуляция следствием и хитрое желание сойти за человека, не отдающего отчета в своих поступках, не объясняют того, почему преступник отказался от главной цели своего преступления. Какой смысл становиться массовым убийцей, если ничего не выигрываешь? Ведь столь жестокое преступление можно было совершить только в состоянии аффекта – от обиды или из мести. Но ничего подобного в этом деле не было. Бессмыслица!

Жестокий век

Жестокий век

Таких непонятных преступлений становилось все больше, что и подметил Достоевский. Для него это был диагноз состоянию страны, которая стремительно приближалась к катастрофе. Обвиняемый в массовом убийстве, казалось, не только не понимал, что он совершил, но даже перешел к обороне, пытаясь внушить окружающим, что его поступок – это акт благородства по отношению к собственной семье: они ведь очень нуждались, а он ради них пошел на убийство. То ли Горский был настолько глуп, то ли он действительно находился в каком-то мороке.

Судебным защитником юного монстра оказался следователь с говорящей фамилией Дураков. Он сетовал на то, что никто не хочет понять безвыходное положение гимназиста. Увещевал суд, что юноша не имел другого выхода при сложившихся обстоятельствах. В романе «Идиот» Достоевский, который терпеть не мог адвокатов из-за того, что они за деньги и из честолюбия оправдывают отпетых негодяев, поместил речь Дуракова как образчик судебного бреда. Защитник говорил буквально следующее:

«Мы видим молодого 18-летнего человека, полного сил, желающего приносить пользу обществу, но для этого нужна подготовка, а для подготовки нужны материальные средства, которых преступник не имеет. […] Очень естественно, у него родился план каким бы то ни было образом достать что-нибудь, чтобы только принести пользу семейству и себе; у него нашёлся один исход – совершить преступление; я не думаю, чтоб много было таких молодых людей, которым бы не приходило на ум воспользоваться каким бы то ни было средством для достижения своей цели, хотя бы даже совершить преступление. […] Находясь под гнётом мысли о бедности, у Горского естественно является зависть к благосостоянию Жемарина. […] Наконец он решился, а мы знаем, что для Горского важно только решиться, исполнение же решения для него ничего не значит. Горский много передумал, прежде чем решился на кровавую развязку, – но избежать её он не мог».