Второй этап аграрной реформы, как мы ее видели, – это создание класса фермеров. Мы осознавали, что не все будут обрабатывать свою квоту, кто-то ее продаст, а кто-то будет скупать участки. И тогда возникнут фермерские хозяйства – по 30, 40, 50 гектаров. Там будет свой трактор и другая техника. Но и это дело заглохло.
– В правительстве не осталось людей, которые готовы были заниматься землей? Или у людей не было денег, чтобы выкупать ее?
– В правительстве не осталось людей, которые готовы были заниматься землей? Или у людей не было денег, чтобы выкупать ее?– И то и другое и – еще раз – отсутствие на первых порах возможности обрабатывать землю.
– На это не давали кредиты?
– На это не давали кредиты?– Кредитование есть до сих пор, и все время власти стараются, чтобы процент был небольшой.
– Иностранцам можно было покупать у вас землю?
– Иностранцам можно было покупать у вас землю?– Нет, в бытность моего президентства – нельзя.
– Это было сознательное решение или никто особенно на этом не настаивал?
– Это было сознательное решение или никто особенно на этом не настаивал?– Сознательное. Иначе мы вошли бы в противоречие с крестьянами.
– Хочу спросить о ваших отношениях с ключевыми политиками того времени – Бурбулисом, Шахраем, Ельциным. Как они относились к нежеланию Молдавии оставаться в тесном союзе с Москвой? Я так понимаю, что с Горбачевым после развала Союза вы не встречались?
– Хочу спросить о ваших отношениях с ключевыми политиками того времени – Бурбулисом, Шахраем, Ельциным. Как они относились к нежеланию Молдавии оставаться в тесном союзе с Москвой? Я так понимаю, что с Горбачевым после развала Союза вы не встречались?– Только пару раз говорили по телефону. С Бурбулисом же я вообще никогда не общался, как и с Гайдаром. К Борису Николаевичу, несмотря на то что у него была пара выпадов в мой адрес, особенно во время приднестровского конфликта, я относился очень хорошо, с уважением. Хотя на заседаниях глав государств Содружества конфликт меня давил так, что я иной раз выходил из нормальных отношений с Борисом Николаевичем. Впрочем, он не обижался. Но у меня сложилось впечатление, что вокруг него были люди, которые решали не так, как думал Борис Николаевич. Например, во время приднестровского конфликта. Грачев 19 мая 1992 года подписал приказ, что Приднестровье – это исконно русская земля, ее надо защищать. Этим он практически дал команду военным выйти из казарм. Я уверен, что Борис Николаевич никогда бы на такое не пошел. И он в итоге помог приостановить конфликт. Исполнителем был Руцкой, тогда вице-президент. Он приехал в Молдову по указанию Ельцина, подготовил документы, потом полетел в Тирасполь и успокоил тамошних горячих лидеров. Так что роль Бориса Николаевича была огромной. Я с ним постоянно контактировал, когда он еще был в форме и был руководителем Российской Федерации.