Мы передали документ и отчет о беседе Джима с Гульдиманом госсекретарю Пауэллу и его первому заместителю Армитиджу, сопроводив бумаги запиской, в которой выразили сомнение в том, что послание действительно одобрено высокопоставленными представителями иранского руководства, а также попросили поручить нам проверить серьезность предложения и возобновить контакты с Ираном, приостановленные годом ранее. Пауэлл и Армитидж согласились. Но, поскольку в тот момент Белый дом был занят ликвидацией катастрофических последствий вторжения в Ирак, там не испытывали большого желания вести переговоры с одним из режимов, образующих «ось зла», и опасались, что прямое взаимодействие с Ираном будет воспринято как вознаграждение за его плохое поведение. Расчет вице-президента Чейни и противников компромисса в администрации был ясен: если иранцы беспокоятся о том, как бы не стать следующими за Саддамом в американском хит-параде, было бы неплохо заставить их немного понервничать.

В течение двух последних лет моей работы в Ближневосточном бюро мы постоянно настаивали на прямом диалоге с Ираном. Я не раз приводил аргумент, на который указывал в декабре 2004 г., в меморандуме при передаче дел новому госсекретарю Кондолизе Райс. Кроме того, я предложил – и мое предложение было принято – возродить серьезную программу изучения персидского языка для нескольких американских дипломатов, а затем направить их на различные посты на периферии Ирана, чтобы лучше узнать эту страну и подготовиться к возможному возобновлению контактов. На разработку инициативы «Смотрители Ирана» меня вдохновила программа подготовки русскоязычных специалистов, запущенная более 70 лет назад в связи с перспективой возобновления дипломатических отношений с СССР.

К тому времени, когда я вернулся в Вашингтон из Москвы весной 2008 г., настроения начали постепенно меняться. Отрезвленный проблемами, вызванными войной в Ираке, президент Джордж Буш – младший сместил главу Пентагона Дона Рамсфелда, назначив на пост министра обороны Боба Гейтса, который, в отличие от своего предшественника, не был таким ястребом, а госсекретарь Райс сражалась на всех фронтах, выступая за активизацию американской дипломатии.

В конце мая 2008 г. я послал госсекретарю Райс длинную записку, озаглавленную «Как вновь завладеть стратегической инициативой в Иране». Я начал с утверждения, что «наша политика в отношении Ирана дрейфует в опасном направлении, разрываясь между беспорядочными дипломатическими усилиями "Группы 5 + 1" и более жесткими вариантами со всеми вытекающими отсюда серьезными негативными последствиями». Наше нежелание напрямую сотрудничать с Тегераном обходится нам дороже, чем иранцам, и лишает нас ценного инструмента влияния. Далее я писал: «Этот режим создал легенду, рисующую Иран жертвой непримиримой ненависти США, тем самым усиливая свое дипломатическое влияние и в регионе, и в мире, причем именно американская администрация, а не Иран, оказывается во все большей изоляции. Для возобновления серьезного давления на Иран, нацеленного против его ядерной программы, необходимо разоблачить эту ложь»[143].