Учитывая, что Иран является серьезным региональным игроком, наша главная цель должна состоять в том, чтобы создать долгосрочную основу для мирного сосуществования с этой влиятельной страной, в то же время не позволяя ей переходить границы дозволенного, и чтобы изменить политику Ирана, но не его режим. Помимо всего прочего, это означает, что мы должны противостоять стремлению Ирана получить возможность производить ядерное оружие; направлять его политику в русло, не противоречащее нашей серьезной заинтересованности в стабильности и целостности Ирака и Афганистана и недопущении превращения этих стран в платформу для экспорта насилия и экстремизма; а также постепенно лишить Иран возможности угрожать нам и нашим друзьям, поддерживая террористические группировки. Кроме того, мы должны последовательно выступать против нарушений прав человека в Иране[147].

Я настаивал на комплексном подходе. С моей точки зрения, как и в случае с Китаем в начале 1970-х гг., имело смысл на первом этапе использовать осторожные и постепенные тактические шаги, укладывающиеся, однако, в рамки последовательной долгосрочной стратегии. «С самого начала, – писал я, – следует придерживаться уважительного тона, подчеркивающего нашу готовность к прямому диалогу, сколь бы серьезны ни были разногласия между нами». Я указывал на очевидное: «Политическая элита Ирана, чрезвычайно недоверчиво относящаяся к США, склонная видеть в наших мотивах конспирологическую подоплеку и раздираемая противоречиями между отдельными группировками, занятыми жестокой борьбой в связи с подготовкой к президентским выборам в июне, будет всячески стараться сорвать диалог, в том числе прибегая к грубому обману». Мы не должны недооценивать тот факт, что враждебность по отношению к Соединенным Штатам является главным организующим принципом режима, особенно для Верховного руководителя и сплотившихся вокруг него сторонников жесткого курса. Но, продолжал я, «мы должны будем работать с иранским режимом именно как с унитарным актором, учитывая, что реальная власть в стране принадлежит Верховному руководителю (а не президенту). В прошлом мы уже не раз терпели поражение, пытаясь играть на противоречиях между отдельными группировками в иранской власти».

Я также подчеркивал, что не следует упускать из виду уязвимые точки Ирана. «Иран является серьезным противником… но это не гигант трехметрового роста. Иранская экономика разрушена безобразным управлением, страна не в силах справиться с растущей безработицей и инфляцией. Уязвимой точкой является ее зависимость от цен на нефть, которые продолжают быстро падать, и от импорта продуктов нефтепереработки. У Ирана нет настоящих друзей среди соседей по региону, ему не доверяют арабы и турки, покровительствуют русские и с подозрением относятся афганцы». В заключение я подчеркивал, что «мы должны внимательно относиться к озабоченности наших друзей, а также ключевых избирательных округов в США в связи с нашими контактами с Ираном». Я предупреждал, что наши ближневосточные партнеры-сунниты будут возмущены, если мы бросим их ради интересов новой персидской «пассии». Израильтяне тоже будут по меньшей мере обеспокоены, учитывая, что стремление Ирана создать атомную бомбу и его ракетные программы, бесспорно, являются для них угрозой. В этом случае нам придется решать сложную задачу взаимодействия с Конгрессом, где многие испытывают глубокое отвращение к серьезному сотрудничеству с Ираном. Наконец, я указывал, что «мы должны удостовериться, что администрация выступает единым фронтом и не подвержена расколам, которые мешали работать предыдущей администрации»[148].